– Второй этаж, направо.
Как и рассчитал Гарпунов, Косуля была дома.
Абсолютно чистая, без малейших признаков мебели квартира: ни стульев, ни стола, ковер на полу какой-то блеклой расцветки с мелким рисунком. Хозяйка вышла к дверям в облегающем спортивном костюме, с собранными на затылке длинными светлыми волосами. Игорь отметил ее фигуру с роскошным переходом от талии к бедрам, напоминающем рисунок хулигана в школьной уборной. Шла она по-балетному, носками врозь. В комнате не было штор, яркий осенний свет лился в комнату движением теней и желто-багровыми отсветами.
Игорь потоптался на пороге.
– Проходите, обувь можно не снимать.
Он прошел в комнату, где по углам гостиной размещались два кожаных пуфа.
– Римма Владимировна, я знаю, что вас постигло несчастье. Ваш муж… бывший муж, погиб. Примите мои соболезнования.
– Спасибо. Вы из военкомата?
– Как вы узнали?
– Выправка. Мне звонили, сказали, что ему полагается пособие на погребение. Как инвалиду вооруженных сил. Нужны какие-то документы?
– Нужны.
– У меня нет. Я наняла бюро, они занимаются всем, сегодня к вечеру обещали приготовить бумаги, но я могу им сейчас позвонить.
– Да пока не нужно. Может быть, все-таки в чем-то нужно помочь?
– Нет.
Ей хотелось, чтобы он ушел, она даже воду в ванной или где-то там не выключила.
– У нас много говорят об этом убийстве. Он был ведь безобидным человеком.
– У вас говорят? Интересно.
– А вас не вызывали для дачи показаний?
– Нет.
– А если бы вызвали, что бы вы рассказали?
– А если бы слова становились алмазами…Омара Хаяма читали?
– Хорошо, я спрошу по-другому. Кто все же мог его убить?
– А почему вы этим интересуетесь?
– Ну, знаете, если это несчастный случай, это одно дело, если он в чем-то замешан…Официальные инстанции должны будут как-то иначе к этому относиться.
– Официальные инстанции. Какие официальные?! До него никому не было дела! Вспомнили! Он делал что хотел и плевать хотел на все официальные инстанции.
– Он пил?
– Не в этом дело. Ему не надо было пить, чтобы творить что его душеньке угодно.
– Но не шиковал, как я понимаю. – Он показал на комнату.
– Я про это не знаю. Я не хочу знать.
– А если бы его пенсия была переоформлена на вас?
– Не надо! Мне не надо его пен-си-и. Мы с ним в разводе. И всем этим я занимаюсь… просто из жалости.
– А почему вы разошлись?
– Послушайте, вы много вопросов задаете. Я вынуждена попросить вас уйти.
– Скажите, он бил вас, преследовал?
– Ну, это не-воз-мож-но.
Она вышла в коридор, распахнула перед ним дверь.
– Все-таки кто мог убить вашего бывшего мужа, Римма Владимировна? – спросил Гарпунов, повернувшись к ней в дверях.
– Я могла. И много кто еще.
– Жнец Константин Васильевич, знаете такого?
– Я не знаю никакого… Жнеца.
Игорь достал свое удостоверение. Косуля внимательно его изучила.
– Я не хотел вас как-то обязывать с повестками, вызовами, но… неформального разговора не получилось.
– Почему? Я вам все сказала. Если не вам, то другим. На опознании.
– Вы не говорили, что его могли убить вы. Или много кто еще. Давайте так. Вы мне скажете, кто еще, – и я уйду. Вы правы, на сегодня хватит. Ну, кто?
– Есть на север от города деревня Поталово. Съездите туда.
– Может быть, вы скажете яснее, что в Поталове?
– Я не знаю, что яснее. Вот, может быть, вы узнаете.
Странно – она глядела на него с надеждой. Опустила глаза, добавила:
– Ну, я, вообще, честно говоря… Я ужасно… мало знаю о его жизни. Есть одна женщина, с которой Иван был… жил в последние годы. Ее зовут Жанна.
– А фамилия?
– Я не знаю. Что-то экзотическое. Кавказ, даже Средняя Азия, скорее.
– Может быть, вы знаете, где ее найти?
– Я не знаю, как сейчас, но она занималась подпольной врачебной практикой на рынке. Долгое время ее, правда, там не было. Где-то в другом месте шаманила. А недавно я ее снова там видела. Целитель из цветочного магазина! Может быть, найдете ее там.
Игорь пожал плечами: ясности не прибавилось.
Римма закрыла дверь и села на ковер в позе лотоса. Прикрыла глаза.
Преследовал?
Она сама приходила к нему в последний год. Стучала в дверь пикапа – звонка на этой двери не было.
– Кто там? – Иван подходил изнутри к самой двери.
– Я, я, открой.
– Кто я?
– Ты знаешь.
– Скажи.
– Я, Римма.
– Скажи.
– Косуля.
– Еще раз.
– Косуля.
После этого он открывал дверь, сверкая в полумраке смуглым голым телом, сразу подхватывал ее на руки и вносил в зал с непрозрачными стеклами. Он снимал с нее все, что было ниже пояса – обувь, колготки, трусы. От одежды, которая сверху, она избавлялась сама. Не было запретных мест на ее теле для его губ, для его языка, и от нее он не требовал ответа. Ее раскрытое лоно уже давно искало его возбужденной плоти, а он все предлагал ей свой язык. Язык на стопе, язык между ягодиц, язык на веках. Ни звука в помещении, похожем на аквариум, тусклый свет уличных фонарей через мутные окна, легкий запах цветочного мыла.
Как она ненавидела это жилище, которое, с гордостью сообщал Иван, не значилось ни в одной описи жилых помещений! Как оно окрыляло ее.
Как ненавидела она тот момент вершины страсти, когда Ивхав, впрессовывая ее бедра своими в кафельный банный пол, бил ее по лицу открытой ладонью. Слева и справа. Поочередно, безостановочно.
Как это было ей сладко. И он уставал только от этих ударов, которые уже обжигали ее плечи, грудь, ноги, спину. Он не уставал лишь повторять все более тщательные движения внутрь нее . Как будто бы заполняя все внутри нее, все увеличиваясь и увеличиваясь в размерах. И в этот миг она открывала глаза навстречу его лицу и просила: бей.
А он отвечал движением головы: нет.
Она просила, он отказывал.
И когда она изнемогала от желания, он сдавливал ее горло обеими руками, вырывая из нее единственный звук.
После этого его страсть, наконец, исторгалась.
Это пролетало как одно мгновение. А длилось обычно часами, нередко ночь напролет.
