Как только господин Накамура, а с ним важный начальник от киноконцерна и третий, директор Токийского театра, ретировались за дверь, все у нас куда-то засобирались: Мива – с канцелярской книгой, Аска с мобильным, Агнесса и её закадычная подружка – прихорошившись, а Рена и Каори с пальто в руках. Я же не находила себе места, охваченная тревогой за диск Брайана Адамса и за то, как бы Кунинава не поцарапал без футляра его никелевую поверхность. Но идти прямиком в гримёрную ко второму ведущему актёру «Камелии» не позволяла мудрёная закулисная этика.
Можно было, конечно, последовать примеру других девушек и шнырять туда-сюда по лестницам и кулуару мимо гримёрной телезвезды в надежде на случайную встречу… Но у меня имелась своя этика, не позволяющая за кем-либо бегать, и у которой был персональный устав: свобода от иерархии и субординации, равенство гримёрных на VIP-этажах и на галёрке, братство мужчины и женщины в кулуарах. И ещё одна этичная своеобразность. Прекрасный пол делился у меня не на скромных и на тех, что нравятся мужчинам, а на женщин, которые повинуются кулинарной книге, соблюдая с аптекарской точностью, до последней капли и грамма рецептуру блюд, а также на тех, которые не повинуются и сыплют «на глаз». Я относилась ко второму типу, мятежному. Поэтому, изнемогшая от тяжких колебаний и нервно отбросившая к зеркалу футляр компакт-диска, отчего на его лицевой стороне Брайан Адамс чуть не выронил гитару, я взбунтовала. И пошла было буром в гримёрную Кунинава-сан. Но по дороге одумалась. События последних месяцев преподали мне урок: не лезь с ананасом на сакуру! Значит, надо действовать по уставу, через администрацию. Но не идти же мне к продюсеру с такой безделушкой, как пустой бокс от CD? Оставался последний способ, менее уставной: отнести бокс на цокольный «мужской» этаж и попросить об услуге Джонни или Марка.
Под сценой, в нише у подъёмных декораций болтали на скамейке Агнесса, Татьяна и господин Кейширо. Агнесса держала бутылку с минеральной водой, 500 мл, и неизвестно почему любовалась ею с видом Христовой невесты. Татьяна тоже держала такую же бутылку воды, но вид у неё был – жесть (это она меня увидела).
Дверь в гримёрную к танцорам и американцам была как раз напротив троицы. Я постучала, вызывая Джонни, но выглянул Марк, жующий бутерброд.
– Извиняюсь за беспокойство! Слушай, а ты не мог бы передать господину Кунинава (тут из-за спины Марка выглянул Аракава)… этот футлярчик от моего компакт-диска? Во время второго антракта я дала ему послушать Брайана Адамса… – со всеми подробностями (не для Марка, конечно) объяснила я ситуацию.
– Так иди к парням господина Кунинава… Они в соседней гримёрке… – избавился от меня «супруг».
Ясненько. Постучала в соседнюю гримёрку. Из неё выглянул Кадзума и опешил, никак подумав, что я пришла требовать у него обещанный номерок мобильного.
– Прошу прощения… Будьте так любезны, передайте, пожалуйста, этот футляр от моего компакт-диска господину Кунинава, – официально попросила я зардевшегося телка об услуге. И предъявила ему лицевую сторону бокса, затем заднюю, открыла его, потрясла на всякий пожарный (для свидетелей, наблюдающих со скамьи).
Отдав футляр Кадзуме, я вяло шагала вверх, к балкону, чтобы проветриться от Татьяны, искорёжившей меня своей жестью, а заодно пощупать, высохла ли тенниска. По правде сказать, кубик Рубика закулисных запретов так мне надоел, что я согласна была лезть с ананасом даже на баобаб.
На третьем этаже из гримёрной Кунинава-сан запросто вышла Мива с канцелярской книгой подмышкой и с таким крутым видом, будто работала журналисткой светской хроники в газете «Sankei Shimbun». Ох, а ларчик-то просто открывался! Башковитая врач-дантист, стало быть, тоже «окучивала» знаменитостей? Но в отличие от простой, как мычание, стратегии Татьяны, Аски и Агнессы врачиха нашла уникальную технику «окучивания» сладкого перчика: её тетрадь в кожаном переплёте и предлог обучения актёрскому ремеслу давали легальный доступ в гримёрки главных… И, скорей всего, Мива методично, по тщательно разработанному плану подбирается к перчику из чистого золота, спрятанному в тайских джунглях первого этажа.
* * *
В нашей комнате Аска доедала яблоко. Рена и Каори вытаскивали из праздничной упаковки угощение от примадонны, кексы «Моа-чи» с начинкой из айвы, обёрнутые поштучно бумагой, изготовленной вручную из коры шелковицы и перевязанные плетёной верёвочкой.
– Ну вот… Дочка так и просится со мной в театр… Говорит, буду вести себя как мышонок, – продолжила Аска начатую без меня родительскую тему.
– Ой, приведите сюда вашу Аи-чан! – одновременно вскричали Рена и Каори. – Она такая хорошенькая!
– Детей в гримёрные приводить нельзя! – подытожила главная мальвина, выбросив огрызок яблока в целлофановый кулёк.
– А-а-а… жаль… жаль… – угомонились подружки-веселушки, на слово поверив авторитетному источнику.
Я всё-таки влезла в антидемократические дебаты:
– Почему ж нельзя? Для вашей девочки театр – волшебный мир, ну, как для Алисы – Зазеркалье… то есть страна чудес… хм… знаете такую?
– Конечно знаю, – блеснула эрудицией принцесса Мононоке. – Но говорю ж, детей приводить за кулисы запрещено! Тут многие актрисы (понизила голос), в том числе и обе ведущие – не смогли заиметь детей… А присутствие в кулуарах чужого ребёнка – это лишняя для них боль… и черт те как скажется на исполнении тяжелейших ролей, а из-за этого и на доходах киноконцерна…
После этих слов Мива отложила в сторону нож для фруктов, заезженный вдоль и поперёк салфеткой с дезинфицирующим гелем, и схватила своё любимое дитя – плюшевую обезьянку. Воцарилась тревожная тишина. Кажется, девичий ужас перед ярлыком чайлдфри
[107] повысил уровень углекислого газа в гримёрной и у Рены вдруг открылся сухой кашель.
Агнесса и Татьяна вернулись как раз вовремя, с бутылками минеральной воды и хорошими новостями.
– Эту минералку нам подарил Кейширо-сан! – с умилением прижала к щеке бутыль, как компресс от жарких чувств, Агнесса. – Сказал, что Нагао-сан пьёт только такую!
Таня небрежно поставила свою бутыль на пол. И девушки бросились во все тяжкие наводить красоту на вечерний спектакль.
Татьяна дёрнула за плетёную верёвочку, обвивающую крест на крест её кекс «Моа-чи», и спросила: «От кого кексы-то?» Рты у всех были заняты: кто приоткрыл их, чтобы не промазать при подведении век и при снайперской окраске ресниц, кто колдовал контурным карандашом над губами, делая их сексапильными, кто, сосредоточившись, рисовал мушку на щеке. Лишь у меня, расчёсывающей накладной хвост, рот был свободен, и я привела его в действие, проговорив: «От госпожи Фуджи». «Мммм…», – распробовала вкусный кекс бывшая подружка, запивая его минералкой из запасов кумира. Не почувствовав вражды к моей персоне, я отважилась добавить Татьяне по-русски, чтобы другие не поняли:
– Не хочешь выразить благодарность приме за все её угощения? Может, напишем в письменном виде? На открытке… я куплю подходящую…