В первом ряду две холёных зрительницы в дорогих украшениях мечтательно ахнули при виде английского денди, сюсюкающего с прекрасной леди, и зааплодировали нашей игре в любовь. По всей видимости, они уже давно не получали внимания и ласк от своих мужей-толстосумов.
* * *
В интернет-кафе я ушла заблаговременно, не нарываясь на ядовитые взоры Татьяны. Надвинув капюшон куртки по самые брови и опустив голову, я, раскрашенная неприлично-ярким для дневного времени макияжем, прошла незамеченной сквозь толпу гуляющих.
Получив место возле компьютера, в роскошном кресле, похожем на те, что недоступны по цене в бизнес-классе Боингов, я наконец-то, казалось, обрела покой. За занавесками пользователи виртуозно исполняли свои лейтмотивы на компьютерной клавиатуре, а я получила доступ через электронный почтовый ящик к не наигранной любви и искреннему сочувствию близких. Когда переписывалась с Алексом, Юлией и Вероникой меня трясли глухие рыдания и тёк нос. Шмыганье и сморкание обеспокоили соседей за занавесками. Они принялись ёрзать, кряхтеть, производить шумовые эффекты, такие как стук кофейной чашки о блюдце или нервное постукивание коленом под выкатной полочкой для клавиатуры и мышки. Надо было уходить в дамскую комнату. Приняв транквилизатор и очистив нос, я затихла. Озноб, боль в зрачках и испарина говорили о том, что жаропонижающее и капельница не действовали. А может, Накамура-сан был прав – нельзя оставаться одной? «Содействие» и «взаимовыручка» в гримёрной всё же держат на взводе… Задремав, я больше не мешала союзникам по вай-фаю.
Возвратившись в театр, я увидела у лифта Нагао-сан с его телохранителем. Тут же развернулась на сто восемьдесят градусов, прямиком направляясь к лестничной клетке. Кейширо-сан окликнул:
– Эй! Лифт ждёт! Поторопись!
От них не убежишь…
– Ну как температура? – спросил хозяин.
– Вчера в клинике три часа лежала под капельницей… а толку мало… тридцать девять с лишним…
– Да что с тобой такое?
– Сильное потрясение в прошлом месяце.
– Потрясение? Какое?
Только бы не запищать!
– Несчастье… Мама…
Неподдельные чувства актёра выдала его шея: адамово яблоко судорожно прокатилось по горлу. Он полез в карман пиджака и вытащил железную бутылочку с каким-то корнем на этикетке.
– На! – протянул мне.
– Что это? – машинально взяв бутылочку, удивилась я.
– Это специфический напиток… Снимает похмелье…
– Похмелье?! Спасибо, я не пью спиртного, – возвратила ему презент.
Кейширо-сан держал лифт на кнопке «открытые двери». В этот момент подошла Мива и стала свидетельницей моего обмена с кумиром каким-то предметом.
– Не пьёшь? А жаль… Помогает… – засунул обратно в карман средство при запое Нагао-сан.
– От спиртного у меня открывается рвота.
– О-хо-хо! Всё не так! Ну ладно… See you… – попрощался певец, равнодушно глянув на Миву.
К гримёрке мы с ней добирались вместе. Но молча.
Чуть только я вошла в комнату, как негатив, исходящий от Аски и Татьяны одержал верх над позитивом от общения по интернету с родными. Мне следовало только поправить грим и исчезнуть. Но глаза Татьяны так буравили моё отражение в зеркале, что пришлось пустить в ход милую каверзу. Рена как нельзя кстати обратилась ко мне:
– Где ты так долго отсутствовала? Тут тебя Марк искал…
– Марк? А зачем я ему?
– Не знаю. Наверное, что-то по сцене бала…
– Кстати, я вот что заметила… – шутливо начала я. – Утром, на балу, хозяина прямо перекосило, когда Марк хлопнул его по плечу. И вообще Нагао-сан почему-то недолюбливает Марка. С Джонни-то он по-приятельски… В камень-ножницы-бумагу играют, а моего партнёра не жалует…
Татьяна призадумалась, что за вывод напрашивается, если кумир с её партнёром – приятели, а моего не жалует? Потом грохнула об стол тюбик губной помады и изрекла моему отражению в зеркале японское слово «baka», что в автоматическом переводе по Гугл значит «дура, идиотка». И наконец выбежала из гримёрной. Каверза произвела нужный эффект и намёк был понят…
* * *
Я преспокойно закончила подготовку к вечернему спектаклю, измерила температуру (39 °C), выпила очередную горсть лекарств и уже направлялась в танцевальную студию, как в дверях столкнулась с Кейширо-сан, принёсшим угощение от Нагао-сан: золотистые в крапинку яблоки.
Посылка от господина Нагао! Кушайте на здоровье!
В танцевальной студии Татьяна возилась с мобильным. Я мирно обратилась к ней:
– Там от Нагао-сан фрукты пришли… Чудные яблоки… Называются, по-моему, Голден…
Татьяна нервно вскочила. Неужели сейчас в волосы мне вцепится? Нет, ушла… Ах, да! В японском шоу-бизнесе не бесчинствуют свирепо, как в западном. Тут только ласково перекрывают кислород.
* * *
Перед первым выходом на вечерний спектакль я уже не пряталась возле замшевого табурета. Правда, на глаза хозяину старалась не попадать. Татьяна тоже не выгибалась во мраке второй кулисы. Поправив лису на шее, она твёрдой походкой прошла к железной лестнице. А там нарочито весело принялась болтать с Гото-сан.
Стоя позади Нагао-сан, готового к выходу, она уже не дышала ему в затылок. Пожалуй, сегодняшние события навсегда отбили у неё охоту загонять идола шоу-бизнеса в мышеловку.
Несложно догадаться о маневрах пустоголовой женщины, кормой швартующейся к мужчине. Я прекрасно знала, что так заело Татьяну в моём каверзном сообщении. Теперь она захочет удостовериться в неприязни господина Нагао к Марку, а к Джонни – в дружеских чувствах. А контроль устроит, скорей всего, самой банальной женской уловкой – попыткой вызвать ревность.
Только-только репродуктор оповестил об антракте, как в третий раз были доставлены фрукты: и опять лотки с любимой мною клубникой. Было очевидно, что Нагао-сан лез из кожи вон, чтобы загладить свою вину из-за шёпота за кулисами. Ну ладно, теперь можно бы и на крышу… Только вот предупрежу госпожу Аску – «Если кто-то будет меня спрашивать, скажи, что я сижу там, наверху, под небом…»
Хотя нет, надо укротить пыл. Зачем и дальше дразнить гусей?
* * *
Перед сценой бала Татьяна, у лестничного пролёта, на виду у кумира, встала под руку с Джонни и подкалывала того на ломаном английском, кокетничая, отчего Джонни таял. А я приблизилась было к Марку, но тот сделал вид, что не замечает меня. А-а, понятно… Испорченный телефон работал исправно и мой партнёр уже был осведомлён о неприязни к нему хозяина.
Нагао-сан с безразличием скользнул взглядом по сладкой парочке Татьяна плюс Джонни. Американец тут же показал хозяину кулак, а тот по-приятельски шлёпнул по нему своей звёздной рукой. Затем оба, и именитый хозяин, и безвестный Джонни потрясли кулаками, и кесарь энергично раскрыл ладонь: бумага! А Джонни сварганил хозяину двумя пальцами «ножницы». Нагао-сан добродушно признал своё поражение:
