– А температуру измерила? – невозмутимо расспрашивала меня Мива, слегка отодвинувшись.
– У меня нет термометра.
Аска уже подъезжала с пылесосом к нам. Я передвинула подушки, пока она убирала мою территорию. Мне было неловко перед ней.
– Делать уборку будем каждый день? – спросила я.
– Да хотя бы через день… пыли набралось ужас!
– Ну тогда завтра – моя очередь, – пообещала я.
Аска была в отличном настроении. Раздался стук в дверь и голос Кейширо-сан:
– Девушки-и-и… Доброе утро! Посылка от господина Нагао!
Что, с утра уже сбегал в магазин? До начала спектакля?
Кейширо-сан почтительно возложил нам свёрток, похожий на те, в которых доставляют пончики. Татьяна и Агнесса обрадованно вскочили, бросаясь его открывать. В зеркале я видела их лица: радость моментально сменилась досадой.
– Клубника… – обнародовала Агнесса.
Татьяна раздражённо переложила из сумки на стол мобильный. Два пластиковых лотка крупной, с лаковыми бочками, клубники были переставлены Реной к кабинке для переодевания. Аска, как заклинательница змей, нажала на рукоятку пылесоса, и шнур, шурша, заполз внутрь.
Я накладывала грим и мои щёки клубничного цвета были своевременно замурованы в его густой слой. Да мои соседки уже и не наблюдали друг за другом… Они смирились с окутанными тайной килограммами фруктов. Одно лишь беспокоило: все напряжённо молчали.
Аска, забросив на плечо полотенце и шаркая тапочками, ушла мыть руки. Каори вяло спросила:
– Клубнику есть будем?
– Я не хочу… скоро выход… – с наигранным безразличием отозвалась Татьяна.
И мы все замотали головами «нет», а потом опешили… Разъярённая Аска ворвалась в комнату с криками:
– Кто был последним в туалете?! Бутыль с жидким мылом у умывальника в каких-то отвратительных жёлтых пятнах!
Все, кроме меня, отрапортовали:
– Ещё в туалет не заходили…
– Это, наверное, цветочная пыльца… от лилий, – оправдывалась я.
– Мыло вообще-то моё! Но ты, как и все, можешь пользоваться им… только будь чистоплотной! – бушевала Аска.
Из-за цветочной пыльцы она обвиняла меня в нечистоплотности. Рена, испуганно махнув мне рукой «Идём!», побежала к выходу:
– Сейчас всё вычистим. Не беспокойтесь, Аска-сан!
Жёлтая пыльца здорово въелась в белую пластмассу бутылки с мылом. Мы с Реной долго оттирали пятна. Сейчас бы наждачной шкурки! Да и по самой госпоже Аске надо бы проехаться наждачкой, чтобы встала на место. Психоанализ прост: психует Аска не из-за одного мыла… Возможно, она срывает на мне злость из-за цветов стоимостью в двести долларов. Ей-то никто не прислал… А также из-за фруктов, потому что догадывается, что они адресованы не ей. Злые глаза рыси вычислили ориентировку ласковых, янтарных…
– Слушай, Рена, а почему Аска ведёт себя, как лидер?
– Аска-сан из агентства «Sunrise»… Слышала о таком? Одно из самых крупных… А мы все из мелких…
Уф, наконец-то! Вот она – разгадка и высокомерной манеры держаться, и развязанного смеха на репетициях, и начальственного тона в театре. Тирания иерархии, насаждающая рабство в гримёрной. Значит, без борьбы за демократию не обойтись.
* * *
На этот раз зрительный зал шумел, как морской прибой. Возле лифта, у зеркала, Татьяна украшала шею бутафорской лисицей, а я натягивала шляпу-колокол.
– Дай-ка примерить шляпку, – попросила Таня. – Ох! Мне такое не подходит… Один нос торчит, как из скворечника! Примерь мою красавицу!
Она сняла лисий воротник.
– Тебе в ней не жарко? – спросила я.
– Не то что жарко! Она меня душит каждое утро в своих меховых объятиях!
Нагао-сан в этот момент выходил из лифта, с любопытством разглядывая мой реквизит на голове у Татьяны, и её лису, обнимающую меня за шею. Кейширо-сан, неотступно следующий за хозяином, прокомментировал:
– Ну что, подружки, ролями меняетесь? Махнём лису на шляпу?
Нагао-сан рассмеялся и припал глазом к отверстию в маскировочном занавесе.
– Позвольте искренне поблагодарить вас, господин Нагао, за любезно присланную нам всем великолепную клубнику! – официальным тоном, со всеми почестями, из-за присутствия Татьяны, заговорила я в спину хозяину. Нагао-сан так же церемонно произнёс:
– Не стоит благодарностей. Кушайте на здоровье.
А в это время Татьяна, оставив меня одну у зеркала, медленно прошла на свой пост, в полумрак второй кулисы. Там, как и вчера, встала в стойку, изогнув спину и перегородив господину Нагао путь к сцене своей призывно выпяченной «кормой».
Зазвучала вступительная мелодия. Через три минуты наш выход. Нагао-сан опять обошёл Татьяну, остановившись на миг сзади неё. Оглянулся на меня, окаменевшую от того, насколько откровенно подруга расставляет силки на кумира. Стреляный воробей господин Нагао понял, почему я встала как соляной столп, да и в силки обожательниц наверняка научился не попадать за всю свою летучую жизнь звезды.
* * *
В первый антракт Мива, с марлевой маской на лице, протянула мне градусник:
– На! Измерь температуру моим… А вообще приобрети в аптеке свой собственный. Прививку от гриппа делала?
– Да, конечно, – успокоила я её, засовывая подмышку электронный термометр, который запищал через несколько секунд.
– Тридцать семь и восемь, – отчиталась я, как терапевту, зубному врачу.
– Повышенная… Но не фебрильная. Не кашляешь… насморка нет… Наверное, лёгкая простуда, – сделала диагноз Мива, усердно протирая градусник антисептиком.
Я раскрыла было рот, чтобы пожаловаться на боли в желудке и расстройство пищеварительного тракта, но тут же прикусила язык. И без того расход противовирусного геля у Мивы стремительно возрос.
* * *
Стук в дверь заставил всех тревожно замереть. Опять Кейширо-сан? Кумир впадает в крайности! И близок тот час, когда меня начнут шлифовать… Нет, это был Аракава:
– После обеда, кто желает, прошу на занятие танго.
Уф-ф-ф! У меня отлегло от сердца. И девушки повеселели, тревога отхлынула. Рена побежала мыть клубнику.
Подготовившись ко второму выходу на сцену, я зашла в танцевальную студию позаниматься «вокалом». Аракава опять сидел у монитора. Это уже становилось подозрительным… Я стояла у зеркальной стены и Аракава боковым зрением наблюдал за мной. Ну что мне с ним делать? Сидит у монитора в один и тот же час и красноречиво молчит… Это напоминает манеру японских парней «бегать за девушкой»…
Посасывая лечебный леденец, я ждала пока танцор уйдёт. Он обернулся, меланхолично спросив:
– Ну как ты?
