Когда жизнь бьёт увесистым ключом, то простой мятный леденец желанней для артистки, чем глория. И я засунула леденец в рот, хоть и с отвращением, хоть и с вновь подступающей от одного только его вида рвотой. Лишь бы перебить не благовонный аромат…
До стола с деятелями театра и кино я шла, как по канату, держа экилибр и бодро улыбаясь. На моём стуле устроилась Кумико-сан, подбивающая клинья к Аракаве. Никто, кроме него, не обратил внимания на моё победное возвращение с леденцом во рту. Вот и чудненько… Шепнув Миве о том, что неважно себя чувствую и поеду домой, я полезла за кошельком. Она замахала руками: «Не надо! Я оплачу твою часть!»
Мива – ты настоящий друг!
– Верну деньги завтра утром, – наклонилась я к уху Мивы, враждебно глядя на алкогольные напитки и на все без исключения блюда, стоящие на столе прямо у меня под носом.
В такси меня мучил вопрос: запаслась ли я градусником? А «дома», упав на кровать и, даже не катаясь по ней, моментально отключилась.
Глава 6
Не услышав будильник, я опаздывала. Градусник искать было некогда, поскольку к мытью волос добавилось принятие ванной и снятие вчерашней косметики. Плюс непрекращающийся озноб, головокружение и расстройство желудка.
Совсем упав духом из-за резкого ухудшения здоровья, я тяжело поднималась по лестнице к выходу из метро. На последней ступеньке увидела шагах в пяти от себя господина Нагао в кепке, надвинутой на глаза и в молодёжной джинсовой куртке. Его телохранитель Кейширо-сан шагал чуть сзади. Срочно требовалось инсценировать восторг от встречи. Дружески махнув кумиру рукой, я зажигательно закричала:
– О-о, Нагао-сан! Доброе утро!
– Чего расшумелась?! Не привлекай внимания! – это Кейширо-сан припугнул меня, беспокойно оглядываясь по сторонам.
Нет… Никто из прохожих не бросился к нам, на бегу копаясь в портфелях и вытаскивая блокноты для автографов.
Янтарные глаза очень заинтересовались боковыми разрезами на моей юбке, оголявшими мне бёдра от разбаловавшегося ветерка.
– Как самочувствие, господин Нагао? – в беспечном мажоре заговорила я, раскачивая, подобно музыкальному маятнику, целлофановый пакет с лежащими внутри накладным хвостом и Думкой.
– Да как у сардины! – с лёгким сарказмом отозвался бархатный баритон.
Что-что? Или я ослышалась? Или перепутала певца с рыболовом? Сомнение вызывала кепка… Слегка забежав вперёд, я уставилась на попутчика. Да нет же! Это он – хозяин! Собственной персоной! Неужели кто-то докладывает ему о наших разговорах с Кунинава-сан? Похоже, что да… Я как-то заметила крутящееся около нас с «земляком» крохотное существо в бедняцком кимоно, которое на примерке костюмов восхищалось моим золотистым платьем и сбило меня с толку, поскольку я была уверена, что платье – чёрное.
– А почему из метро вышла? Гостиница, что ли, далеко? – продолжал общение кумир.
– У меня не гостиница, а небольшая квартирка… одна остановка отсюда… А вы пешком ходите?
– Угу. Отель рядом…
Тут мы завернули за угол, на улочку, ведущую к служебному входу в театр и… я остолбенела! Толпа фоторепортёров, держащих на плечах телекамеры, снимала идола миллионов поклонников и поклонниц, идущего рядом с иностранной блондинкой… Да ещё ранним утром… да ещё, как пить дать, из одного номера отеля… В момент съёмок налетел шалун-ветер и распахнул разрезы на юбке, демонстрируя в объективы мои оголённые «до трусиков» ноги. Защёлкали также фотоаппараты. Папарацци! Кейширо-сан по-армейски отдал мне приказ: «Смирно! Не дёргаться!» И сразу стало ясно, что он из бывших военных…
Я не хотела попадать в скандальную жёлтую прессу и светскую хронику в амплуа подруги знаменитости! Что скажут мои коллеги и студенты? А Огава-сенсей уж точно пожалеет, что прислал мне букет цветов стоимостью в двести долларов! За две секунды всё это прокрутилось у меня в голове. Мельком глянула на Нагао-сан – ни капли смятения. И на третьей секунде забила гол! То есть разыграла кинозвезду Деми Мур, шествующую с бойфрендом по красной ковровой дорожке на фестивале в Каннах.
Ещё двадцать метров пришлось пробиваться сквозь толпу к служебному входу. Народ протягивал программки для автографов. Не мне… Одному Нагао-сан… Правда, какая-та добрая женщина сунула программку и мне, а объектив чьей-то телекамеры снимал меня крупным планом, пока я рисовала сердечко и расписывалась: «With love»
[69]. Дёрнула дверь служебного входа. Забежав в театр, прислонилась к стене, чтобы отдышаться. Завтра в жёлтой прессе появится моя фотография с голыми ногами, бок о бок с суперзвездой господином Нагао… И придёт долгожданная слава – не талантом, так сплетнями… Негативный пиар тоже пиар. В американском и европейском шоу-бизнесе он вызывает даже больше интереса, чем позитивный. Наверное, и здесь так? «По стеночке» подошла к обувным шкафам. Сняла сапоги. Но никак не могла справиться со шнуровкой на теннисках, так как надо было нагибаться, а головокружение било меня о шкаф и валило наземь.
В сильной спешке заскочил маэстро, но увидев меня, успокоился. Я была ещё тут. Краем глаза я отметила, что он мгновенно переобулся и заторопился попасть в лифт со мной. Кейширо-сан не отставал. Так что поднимались на этажи мы опять втроём.
– Ну как самочувствие? – задиристо допрашивал меня бархатный баритон.
– Да так себе… Голова сильно кружится… – доверилась я ему, поскольку после фотосессии с папарацци, по европейской логике, мы оба станем мучениками.
– Ешь побольше чеснока! И голова перестанет кружиться, – серьёзно посоветовал кумир.
Хороший совет…
– Чеснок? – не блефуя, простодушно удивилась я. – Чеснок я не ем!
– А что так?
А вот так… Сейчас я положу конец чесночной тематике!
– Да потому что запах чеснока целоваться мешает, хозяин!
У хозяина заблестели глаза. Уж не принял ли он этот фарс за намёк? Кумир вкрадчиво ответил:
– Можно обойтись и без поцелуев…
* * *
Из гримёрной слышался шум пылесоса. Мне не хотелось туда входить, поскольку мой разум панически анализировал ситуацию с фоторепортёрами и жёлтой прессой. Чтобы дать мозгу время, я машинально дотрагивалась до лилий, пачкая руки в пыльце. Завтра погуглю в интернете – новости шоу-бизнеса появляются с утра. Увидев свои пожелтевшие пальцы, я прошла в туалет вымыть руки.
В гримёрной Аска пылесосила циновки. От Татьяны опять несло ацетоном. Мива, перекрикивая шум пылесоса, сделала Тане замечание:
– От ацетона болит голова. Ты не могла бы заниматься маникюром в отеле?
Татьяна бросила на Миву недобрый взгляд.
– А ты как себя чувствуешь? – повернулась ко мне Мива.
– Слабость, головокружение и озноб, – будто терапевту доложила я ей, вытаскивая из кошелька деньги и возвращая свою часть (и не малую) за вчерашний праздник – за два бокала вина и полчаса, проведённых в обнимку с унитазом.
