Оцука-сан поднялась перейти через арьерсцену к противоположной кулисе, на свой выход. Одна из статисток бережно несла за ней изящный стульчик, а остальная свита, окружив вторую ведущую актрису, шла за ней по пятам.
Мы с Марком стояли возле сценариуса, ожидая её знака «Выход!» Прямо напротив нас занял позиции господин Кейширо, караулящий хозяина. Он с неудовольствием наблюдал, как Марк гладит мою руку. За секунду до нашего выхода госпожа Фуджи со сцены бросила на нас беглый взгляд. И он был каким-то тревожным, хотя она, счастливая, улыбалась обнимающему её за талию хозяину.
Когда английский лорд и моя леди вальяжно появились на сцене, по залу прошёл восторженный шёпот. Хозяйская рука в белой перчатке тронула чёрную перчатку миледи, и в неё, через ткань, хлынул жар. Янтарные глаза искрились, ластились. Дама повернулась «кормой», и та мгновенно воспламенилась. Языки пламени гуляли по обнажённой спине, ползли ниже… Лишь бы не запутаться в шлейфе! Голос! Мне показалось, что я испугала Мичико-сан своим криком. Нет… Она чеканила в головной микрофон реплики по-французски и в зале зааплодировали. Очаровательная Соноэ Оцука ответила на все мои приветствия, вопросы и извинения. Так что перебросились мы с ней десятком реплик.
Возле господина Нагао возникла суета рукопожатий. Мичико уже брала его под локоть. Мой монолог у рампы. Глаза зрителей прикованы ко мне. И я забыла, как меня зовут.
Английская леди заворожённо вглядывалась в лица сидящих в партере. И, будто в кругу близких друзей, без смущения, выдержав краткую паузу, она говорила о Нагасаки и о его замечательных жителях, чьё гостеприимство облегчало ей ностальгию по Лондону. «Ностальгия…» прикрыла глаза я, взмахнув рукой и прикоснувшись запястьем ко лбу. Мне хотелось поделиться с этими людьми своим сокровенным, рассказать о растерзанном сердце, ночных кошмарах, о ностальгии по счастливому детству. Всё равно никто из них не понимал по-французски… Тут передо мной вырос «супруг» и глаза зрителей устремились на него. Он яростно жестикулировал, зная, что данный фокус-покус его таланта заставит зрителей видеть только его. Смачно, с паузами, он тянул «Ви-ви, шери… Ностальжи… О-о, же компран трэ бьен!
[66]»
О боже, Марк выучил новую фразу по-французски! Неужели вчера вечером купил разговорник? Ну просто блестящие способности к языкам! Скоро мой монолог со зрителем будет его достоянием, а я буду выглядывать из-за его спины, поддакивая: «Ви-ви, шери!»
Аврал! Татьяна с Джонни уже покидали сцену! А по режиссёрскому замыслу первыми уходили мы. Я взяла хапугу-супруга под руку и, воркуя, как два голубка, мы ушли.
За кулисой, не говоря ни слова в упрёк, я отделалась от самодовольного Марка, сделав вид, что возвращаюсь в гримёрную. Однозначно, Марк нуждался в «шлифовке».
Со сцены послышалась песнь любви хозяина Мураниши. Я вернулась к кулисе. Теперь уже не он, а я жгла его взором, и кумир почувствовал благословение «музы». Хрустальные подвески на люстре тихонько зазвенели. Из кулисы напротив глаза рыси дырявили меня, нанося сквозные ранения.
В гримёрную я вернулась первой. Не было сил хотя бы снять тяжёлые клипсы и ожерелье. Всего два коротких выхода, а вымотали до потери пульса. Вошла Татьяна с капроновой сеткой на голове. Видно, только что сдала реквизитору парик. Устало села на подушки. Уставилась на своё отражение в зеркале. И ни единого слова… Наверное, вымотана, как и я…
– Сегодня только утренний спектакль… Уже можно уходить? – нарушила тишину я.
– Нет. Нужно ждать конца. После премьеры режиссёр может вызвать к себе.
Второй антракт. В гримёрной все в сборе. Стук в дверь. Кейширо-сан заносит к нам ещё одно подношение от Нагао-сан. На этот раз семь французских пирожных «Монблан», с коричневым кружевом крема, увенчанным засахаренными каштанами.
Агнесса, прижав тонкие руки к груди, любовалась, как обручальным кольцом, своим каштаном. У Рены спонтанно вырвалось:
– Ой… От господина Нагао… Уже второй подарок за утро!
По её реплике я поняла, что повторное явление Кейширо-сан с угощениями от кумира выходит за рамки положенного по закулисному этикету. Мне даже показалось, что я улавливаю мысли девушек: угощений посылает на семерых, но подбивает клинья лишь к одной. Так к кому?
Аска ела пирожное с самоуверенной улыбкой. Это – она!
Мива находилась в лёгком недоумении.
Татьяна отвернула взгляд от своего отражения в зеркале, пряча промелькнувшее торжество. Она!
Агнесса всё ещё находилась в плену Монблана и даже не скрывала эгоцентричного озарения. Конечно, она!
А Рена и Каори запросто доели Монблан, обсуждая своё кружение в «голубом» танце вокруг влюблённых хозяина и служанки.
В репродукторе, после феерического хэппи-энда слышались неистовые овации зрителей. Все мы побежали в танцевальную студию к монитору. Первый поклон звезды имперского театра Фуджи-сан рука об руку с Нагао-сан, любимцем всех японских женщин. Бурные продолжительные аплодисменты. Второй поклон. Овации не кончались. Третий поклон. Успех постановки был грандиозен. Но почему же нас-то не пригласили на поклон? В европейских театрах вроде выходит вся труппа… Хотя ладно… Вывод был тот же: не суй свой ананас туда, куда не следует!
Из репродуктора послышался голос режиссёра, вызывающий меня к себе. Неужели опять козни, а точнее шлифовка примы? Не зря же она танцевала на сцене с хозяином, а сама бросала недовольные взгляды за кулисы, на нас с Марком.
* * *
Мой партнёр уже находился у режиссёра. Сато-сан сиял как путеводная звезда:
– Всё просто замечательно, госпожа Аш! Единственный минус – хронометр сцены бала превысил на одну минуту отведённое ей время. Ваш монолог выполнен безукоризненно, но вы всё-таки сократите его. Время у вас есть только на несколько реплик с мадмуазель Оцука. А вы, Марк, не подходите к рампе. Ждите партнёршу метрах в пяти от первой кулисы. Я сократил и время рукопожатий. Слишком большое столпотворение вокруг господина Нагао! Поздравят его с этим… как его… «Congratulations!» лишь Рохлецова-сан и Джонни-сан. А так, всё чудненько…
Уф-ф-ф! Не отобрали французский!
Поднимаясь с Марком на четвёртый этаж, я удивлённо наблюдала за партнёром. Он что-то лихорадочно высчитывал, помахивая туда-сюда указательным пальцем в белой перчатке. Потом, не выпуская меня из лифта, уведомил:
– Listen
[67], я продумаю, как лучше обыграть нашу сцену и завтра тебе скажу, OK?
– Ви-ви, шери!
Гримёрная была пуста. Девушки ушли.
Даже не смыв грим, я затолкала Думку а с ним и накладной хвост в целлофановый пакет и пошла искать аптеку в торговой галерее. Лечебные леденцы мне были нужны по горло.
Чуть только попав в толпу, у меня закружилась голова и земля поплыла из-под ног. Я натыкалась на прохожих. Такси, пересекающее по узкой улочке крытую галерею, чуть не наехало на меня. Споткнувшись, я налетела на пожилого господина, и он отругал меня:
