* * *
У служебного входа опять собралась очередь из десятков поклонников. Они без суматохи, в образцовом порядке, брали автографы у Фуджи-сан.
Сзади послышалось топанье ног, и Аракава, выпаливший как из винтовки: «Доброе утро!», напугал меня до смерти.
Фуджи-сан перекидывалась приветствиями с фанатами, и я потянула Аракаву за рукав, торопя юркнуть в служебный вход. Я не горела желанием попасть вместе с примадонной в лифт. Нервно нажимая на его вызов, я оглядывалась, не идёт ли «Сама». Аракава удивлённо наблюдал за мной.
– Слушай, там, напротив вашей гримёрки есть студия для занятий танцем, – сказал он.
– Да? А я и не знала, что там такое… Двери всегда закрыты…
– Там студия, говорю. Хочешь, в перерывах между спектаклями… ну, когда и утренний и вечерний… поупражняемся в танго?
– Хочу. А ты спросил разрешения у администрации?
– Ещё нет, но спрошу… И Рена, и Каори, и Аска хотят обучаться танго…
О-о, наконец-то пришёл лифт! Фуджи-сан выглянула из-за обувных шкафов, умоляя: «Подождите!» Я тут же нажала на кнопку «вверх». Но Аракава держал палец на кнопке «открытые двери».
– Ждём госпожу Фуджи! – скомандовал он.
Юная девушка, а не грузная прима, вбежала, пролепетав:
– Уф-ф! Успела!
Тепло и радушно осмотрела меня, затем Аракаву. Застенчиво взглянула на мой мизинец, вцепившийся в ремешок сумки на плече. Верней, заинтересовалась она моим тонким бриллиантовым кольцом в форме сердечка.
– О-о, какое милое! – сердечно похвалила моё сердечко госпожа Фуджи. Как ни в чём не бывало. Как будто не подставляла мне вчера никакой подножки. Но с французским она не справится! Тут у меня нет акцента… И не найдёт повода, чтобы насесть на режиссёра и лишить меня кровного!
* * *
В гримёрной все были в сборе. Сидели на подушках с кистями, молчали, тщательно накладывая грим и клея ресницы. Генеральная репетиция… Времени до её начала было ещё достаточно и я принялась угощать девушек печеньем.
– Ой, а я люблю белый шоколад! – воскликнула Рена.
– И я, и я! – это Каори радовалась угощению.
– Ну а я возьму с карамелью, можно? – протирая руки антисептиком, попросила Мива.
– А мне вон то, с акажу! – сделала свой выбор Агнесса.
Татьяна с нерешимостью потянула было руку к печенью с орехами, потом передумала:
– И мне с карамелью, пожалуйста! Аска, а ты какое хочешь?
– А какие остались? – миролюбиво отозвалась та.
– Белый шоколад и с орешками, – хлебосольно протягивая коробку, показала ей кукис я.
– Выбери себе ты, а мне – что останется, – финишировала в дележе печенья воспитанная Аска.
– А возьмите оба, я по дороге в театр уже своё съела, – схитрила я.
Аска большим и указательным пальцами, изящно отставив мизинец, вытащила кукис с орехами, и все, кроме меня, дружно захрустели.
Разрядка напряжённости.
– Merci! Delicious!
[59] – смешивая французский с английским, веселились неунывающие Рена и Каори.
Даже Агнесса заговорила по-французски:
– Je aime
[60]… Как его…
– J’aime ça?
[61] – подсказывала я.
– Ви, ви, джем са! Се ля ви! – смеялась Агнесса.
И все семеро мы принялись обсуждать технику нанесения грима, подводку глаз, коррекцию формы лица тенями и как сделать кожу блестящей с помощью пульверизатора с термальной водой.
В дверь постучали. Парень-статист принёс нам по шоколадной конфете от господина Кунинава. Это внесло ещё больше ликования.
– Завтра премьера! Завтра премьера! – кружились по комнате озорные Рена и Каори.
– Ой, так страшно! Боюсь! – вторила им Агнесса.
– А мне завтра по-настоящему придётся бросаться в объятия Джонни! Зрителя-то не обманешь! – с иронией сетовала Таня.
– О, уверена, что все зрители-мужчины захотят быть на месте Джонни! – хохотала развязанным смехом Аска.
А у меня отлегло от души… Равновесие установлено… Американское печенье примирило народ и с французским языком, и с дезабилье, и с отсутствием парика. Смачные кукисы отвели от меня беду под названием «идзимэ». На генеральной репетиции, наконец-то, режиссёр будет помалкивать, контролируя свою продукцию и через три часа все освободятся. Пойду-ка я, мама, после обеда искать тёплые «рейтузы». В нейлоновых колготках стынет «низ».
– Знаешь, тут неподалёку есть ресторанчик… Очень вкусная японская пицца «окономияки»! Надо же попробовать деликатесы Кансая?! Заодно и конец репетиций отпразднуем, а? – нарушила мои планы Татьяна.
– Я вообще-то хотела поискать рейтузы… В Осаке холодно…
– Рейтузы?! – вскричала приятельница огорошенно. – Какие рейтузы?!
– Ой, нет, тёплые леггинсы то есть, – смутившись, исправила я ляпсус.
– А-а… Леггинсы… Так их полно в любом магазине около ресторана!
* * *
Перед тем, как спуститься по трапу на сцену, я придержала шляпу-колокол, любуясь безоблачным утренним небом Нагасакской гавани и ища там папу и маму. Джун снова ворчал, неся за мной коробки и картонки. А я снова журила его за «наглость». «Китаец» жарко обнял меня и Джун, уже не в роли носильщика, а как всевластный капитан, приказал: «Уходи со сцены!» Танцор Кен, в кителе и фуражке, встречал меня за кулисой, гостеприимно улыбаясь. Растроганная таким приёмом, я осторожно погладила его по плечу.
За кулисами собрались все мои соседки по гримёрной. Они, не мешкая, приняли меня в свой круг, а Рена даже открыто похвалила:
– Как мне нравится твой выход на сцену! Лицо такое… ну, лучезарное! Осматриваешь потолок будто там – солнце, небо, летают чайки! Будто леди впервые в Японии и глаз отвести не может от такой красотищи!
– Ну да, Рена, я там прямо на седьмом небе от счастья!
Татьяна одеревенела. Она ведь тоже впервые вроде прибывала в Нагасаки, но комплиментов не заслужила. Ушла, ворча:
– До скорого, девочки! Пойду бросаться, как в пучину, в объятия Джонни… Вот чёрт!
Господин Кунинава готовился к выходу на сцену, чтобы нежничать с невестой. Клетчатый пиджак и небрежно повязанный шарф делали его совсем молодым и шкодным.
– У вас вид парнишки… Лет восемнадцать, не больше! – вырвалось у меня.
– Oh! Merci! Ça va?
[62] – отлично грассируя звук «р», спросил Кунинава-сан.
