Я вспомнила отчаянную перебранку по трещальнику, которую мы подслушали после атаки. Вспомнила ужас и отчаяние людей, которые умирали или отчетливо видели приближение смерти. Вспомнила и осознание того, что это результат наших действий.
Это произошло случайно. Мы целились в то, что считали пустым участком космоса. Мы не знали, что существует второй корабль. Поверь, мы не собирались никому причинять вред.
Вы не просто причинили вред. Ваша меткость, пробивная способность и скорострельность были выше всяческих похвал. Пушки с водяным охлаждением, утверждает наш оружейник, – именно такие, как на корабле, за которым мы охотимся по лицензии.
Это не мы. Ты должен понять. Мы вас обстреляли, да, но с намерением порвать ваши снасти, прекратить погоню, и не более того.
Назови твое имя. Если заявляешь о своей невиновности, зачем держать его в секрете?
Тебе не нужно знать мое имя. Ведь мы оба – чтецы костей. Конфиденциальность – суть нашего ремесла.
Я думаю, ты женщина. Может, ошибаюсь – скорее всего, ошибаюсь, – но это бы согласовалось с нашими разведданными. Двух сестер затянуло в ее паутину, и по крайней мере одна была наделена полезной способностью – умела читать кости.
Я… не она.
Адрана Несс, Арафура Несс – либо та, либо другая.
Нет…
Но я слишком многое себе позволила, и этот провал нельзя было исправить.
Думаю, ты Адрана. Хотелось бы как-нибудь с тобой встретиться. Было бы очень поучительно пообщаться с одним из умов, что стоят за этим поступком. Или ты отрицаешь вашу вину?
Я же сказала, что случившееся – результат ошибки.
У тебя есть свобода воли. Ты не обязана была выбирать такую судьбу.
Судьба выбрала меня. И мы не те, за кого вы нас принимаете. Мы ее убили. Мы убили Босу Сеннен.
Откровенное признание. По крайней мере, теперь уже нельзя отрицать вашу связь.
Я и не отрицаю. Но клянусь, что мы не хотели вам навредить так, как это случилось.
Видишь ли, Адрана Несс… Я почти верю тебе. Я читаю кости достаточно долго, чтобы изучить некоторые тонкости нашего необычного ремесла. И я думаю, что в какой-то мере научился чувствовать характер того, кто безмолвно произносит все эти слова. Ты, кажется, твердо убеждена в своей невиновности… и этого почти достаточно, чтобы я усомнился в нашей собственной позиции. Да, я тебе почти верю.
Я скажу тебе всю правду, какую знаю. Мы использовали поглотитель, чтобы получить элемент неожиданности, и мы намеревались привести в негодность ваши внешние паруса. Знай мы о втором корабле, клянусь, мы бы так не поступили.
Вот оно. Какое коварство. Ты действительно веришь в то, о чем говоришь. Вероятно, тебе солгали. Такое возможно?
Нет. Я в точности знаю, что произошло. И я сожалею – искренне сожалею. Я теряла друзей в бою, и я знаю, как это больно. Ты должен мне поверить: мы никогда не желали сотворить такой ужас с другой командой.
Даже в отместку за собственного раненого?
Даже ради этого. Скажи, как тебя зовут. Я, можно сказать, назвала собственное имя. Окажи любезность, поделившись своим.
Любезность, Адрана Несс? Разве кто-нибудь из вашей команды смеет на нее рассчитывать? Ладно, я назову тебе свое имя. Но только потому, что эта информация не имеет никакой ценности, ведь скрывать мне нечего, и думаю, будет неплохо, если мое имя окажется среди тех, что зазвучат в твоей голове, когда вас будут расстреливать или как-то иначе казнить. Я Часко, чтец костей на службе у капитана «Белой вдовы» Рестрала, и я надеюсь, что подыхать вы все будете так медленно, как заслуживаете.
Его слова – его безмолвные слова – ранили меня в самое сердце. Пришлось бороться с собой, чтобы не отключиться от черепа в ту же секунду. Я сжалась в дрожащий комок, всей душой желая оказаться в другом месте и в другое время, но только не здесь. Зная, каково это – быть целью жгучей ненависти, заслуженной, но при этом полностью лишенной какого-либо намека на личное отношение.
Но я осталась подсоединенной к черепу.
Я сожалею, Часко. Хочешь верь, хочешь нет. Мы не желали вам зла.
* * *
Даже после того, как я отключилась, казалось, голос все еще звучит у меня внутри, слова повторяются снова и снова, произносимые таким же бесчувственным тоном, как и вердикт, озвученный в любом зале суда.
Я знала, что должна думать о ценности черепа для нас, быть довольной его состоянием и тем, что он вполне нам по карману. Но я не могла заставить себя заняться чем-то столь прагматичным, как покупка черепа, тем более что наш старый все еще функционировал. Я чувствовала себя выпотрошенной, как будто от меня осталась лишь тонкая и хрупкая оболочка. Если бы я знала о случившемся только то, что знал Часко, сама бы себя презирала.
Такой самокритики я бы мало кому пожелала. Легко согласиться с тем, что тебя ненавидят, при условии, что ты уверен: другая сторона пришла к такому суждению на недостаточных основаниях, либо из-за какой-то беспочвенной обиды, либо из-за логической ошибки. Куда труднее – несравнимо труднее – беспристрастно проанализировать доказательства против себя и прийти к выводу, что да, ненависть небеспричинна.
Я вышла из магазинчика, сохранив ровно столько душевного равновесия, сколько потребовалось, чтобы внести добавочный залог – пусть придержат череп день или два, – а потом поняла, что потеряла всякое желание идти за другими предметами из списка. Я пустилась в обратный путь, к Шайн-стрит, едва помня о том, что не следует наступать в лужи, а затем, уверенная в своем чувстве ориентировки, попыталась срезать путь, свернув на одну из примыкающих к главному проспекту улиц. Эти улочки даже днем были мрачными, и серые здания нависали надо мной, все сильнее сдвигаясь, будто тиски. Я поняла, что за мной следят. Позади раздавались чьи-то шаги, причем украдкой вторили моим на нескольких поворотах, так что я, свернув еще пару раз, убедилась: это не совпадение.
Я нырнула в узкий проход и развернулась, чтобы встретить своего преследователя. Свободную руку сунула в карман куртки, нащупала пистолет, вытащила его.
В поле зрения появилась фигура и резко остановилась передо мной. Разумеется, это был мистер Снид – не стоило удивляться. Его правая рука была глубоко засунута в карман. Левой рукой он дотянулся до комка слизи, который свисал с носа, словно украшение, снял его двумя пальцами и фыркнул при этом. Слизь образовала между пальцами мерзкую серебристую паутину, и он сунул испачканную руку в карман.
Мне стоило сообразить, что это был отвлекающий маневр. Правой рукой он выхватил пистолет – крупнее и грознее моего – и нацелил мне в грудь.
– Миленькая у тебя пугалка. Прямо билет на прогулку по этим малопользительным для здоровья кварталам. Откуда такая изящная штучка?
