Мистер Глиммери удалился, а нам предложили пройти в угол, отгороженный золотыми ширмами. Там стулья и диваны окружали низкий столик с напитками и миниатюрным заводом из колб, трубок и пузырящихся реторт. И тут, уже почти справившись с шоком от недуга мистера Глиммери, я получила второй сюрприз. В кресле особой формы сидел ползун; склонившись над столом, он вдыхал что-то из шланга с мундштуком.
– Добрый день, сэр, – робко сказала я, поскольку ни Фура, ни Прозор не произнесли ни слова, и тишина начала становиться тягостной. – Я Траген. Это капитан Маранс, а это Лодран.
Ползун издал шелестящий звук, похожий на хруст сухих листьев под ногами или шуршание бумаги. Требовалась немалая концентрация, чтобы расслышать в этих звуках понятную речь, но я уже встречалась с ползунами и была в разумной степени подготовлена.
– Добрый день всем вам. Я… мистер Каттл.
На своем веку я повидала их немало, но редко в такой близости. Плащ с капюшоном скрывал голову, тело и конечности, с помощью которых инопланетянин передвигался. Спереди плащ имел прорезь для верхних конечностей, и два крючковатых отростки орудовали пузырящимся аппаратом. Лицо тоже пряталось, за исключением усов, усиков и частей ротовой полости, которые торчали, как пучок хвороста, и все время двигались.
Фура, Прозор и я сели так, что пришелец оказался справа. Какое-то время никто из нас не притрагивался к напиткам, хотя они казались вполне невинными, совсем не похожими на молоко или соломенного цвета смесь, которую только что пил мистер Глиммери.
– Вы друг мистера Глиммери, мистер Каттл? – спросила я, немного смущенная тем, что вынуждена поддерживать разговор.
– Я… знакомый. Меня сюда вызвали… срочные семейные дела. – Мистер Каттл отложил курительный аппарат, оставив мундштук в раздвоенном держателе. – Что привело вас на Колесо Стриззарди, капитан… Маранс?
– Теплый прием и существенные торговые возможности, – сказала Фура.
– В таком случае, – ответил мистер Каттл, – у вас необычный вкус… в этих вопросах.
– Ну, с нами были достаточно любезны, – сказала я, решив, что к ширмам с той стороны вполне могут прижиматься чьи-то уши, а значит, кто-нибудь из нас должен сказать что-нибудь доброжелательное. – Этот доктор взялся лечить нашу коллегу, а мистер Глиммери, кажется, хочет, чтобы мы чувствовали себя высоко оцененными. Я в курсе, что это не самый процветающий мир, но он не так уж плох…
– Вы правы, – согласился мистер Каттл. – Есть места и похуже.
– Вы видели много наших миров? – вежливо спросила я.
– Достаточно много, причем всевозможные разновидности. Колесные и кружевные, сферические и трубные, от Солнечных Краев до Границ Мороза на Пустотной стороне… и еще дальше.
– Вы же банкир? – спросила Прозор тоном скорее инквизиторским, чем дружелюбным. – Большинство из вас занимается этим делом, верно? Шныряете вокруг, тянете пистоли…
– Мы трудимся на благо ваших советов директоров. Все значительные банковские концерны находятся под контролем… коренного большинства, не так ли?
– Это мы, обезьяны, – сказала Прозор, пихнув локтем Фуру, – коренное большинство. Я редко чувствовала себя такой возвышенной.
– Вы когда-нибудь были в шарльере, мистер Каттл? – спросила Фура уже не так резко, но все же с прямотой далеко не сердечной.
– К сожалению, я никогда не видел шарльер внутри… и снаружи.
– Но вы так много путешествуете… Разве вам не хотелось бы оставить свой след на каком-нибудь шарльере?
– Все не так просто, капитан Маранс.
На лице Фуры отразилось сомнение.
– Только не говорите мне, что вам это не по карману, мистер Каттл.
– Нет, средства – это не… главная проблема.
Фура вскинула голову:
– А ведь я и впрямь никогда не слышала, чтобы ползуны приближались к шарльерам. И любые другие инопланетяне, если на то пошло. Включая щелкунов и броненосцев. Странновато, правда? Разве что есть какая-то другая причина, помимо нехватки денег. Но я даже представить себе не могу, что бы это могло быть.
– Вы в своем деле очень хороши, – сказал мистер Каттл. – Я имею в виду людей. У вас природная склонность к опасной работе с шарльерами.
Мне показалось, что перед нашим появлением ползун был немного напряжен, а теперь расслабился: звуки нашей речи так и лились из него, плавно и ритмично.
– Поступление артефактов приносит пользу вашей огромной экономике, верно? Оно обеспечивает работой тысячи экипажей, а эти экипажи и их корабли, в свою очередь, зависят от огромной сети, включающей множество элементов. Парусные мастерские, портовые торговцы, брокеры и агенты по найму, и даже рынки с торговыми палатами – все это ее части. Даже если бы в поиске шарльеров мои соплеменники могли конкурировать на выгодных условиях, что нереально, поскольку мы лишены вашей стойкости и силы духа, что хорошего принесло бы такое разделение интересов?
– Тем не менее, – сказала Фура, – и не надо обижаться, я говорю гипотетически… Тем не менее, если вам нравятся пистоли и вы по каким-то причинам не можете таскать их из шарльеров сами, то нынешний расклад выглядит недурственно, да? Мы делаем тяжелую работу, вы смазываете колесики в наших банках, чтобы средства текли потоком, чтобы летали корабли и экипажи получали жалованье, и после долгих перетасовок пистоли магическим образом оказываются в ваших сундуках.
– Пистоли – громоздкая валюта, – ответил мистер Каттл. – Если бы все мужчины и женщины были вынуждены сами заботиться о своих сбережениях, межмировая торговля оказалась бы недопустимо медленным и обременительным делом. Когда пистоль стоит меньше, чем горючее, которое необходимо, чтобы переместить его из одного гравитационного колодца в другой, можно сказать, что пистоль хуже, чем бесполезен. Кроме того, инвестируя пистоли в крупные банки, можно заработать состояние.
– Или, в некоторых случаях, потерять, – заметила Прозор.
Мистер Каттл повернул капюшон, чтобы посмотреть на нее.
– Неужели вы стали жертвой такого поворота событий?
– Нет, я живу в нищете, потому что наслаждаюсь романтикой странствий и тем, как меня дрючат днем и ночью. Сами-то как думаете?
– Очень жаль, что вам так не повезло. Мне известно, что многие сберегательные счета в девяносто девятом пали жертвой краха, – возможно, ваш был одним из них. Но наступил новый век, и мы можем надеяться на улучшение. – Мистер Каттл снова взял мундштук и вдохнул из булькающей штуковины. – Однако, если позволите говорить без обиняков, я бы попытался возместить свои потери где-нибудь в другом месте, а не в том, где вы сейчас находитесь.
– Это что, угроза? – Мое настроение переменилось, как компас при солнечном шквале.
Мистер Глиммери выбрал именно этот момент, чтобы войти в отделенную ширмами часть комнаты. Теперь он был одет прилично – по крайней мере, по сравнению с халатом. На нем были золотые штаны и туфли, а торс прикрывала безрукавка из золотой ткани, покрытой изящной вышивкой, которая переливалась всеми цветами радуги. Руки и плечи оставались обнаженными, как и значительная часть груди, так что, даже не глядя на лицо, невозможно было позабыть о том, что он жертва светлячка, и о том, как далеко все зашло. Еще я ощутила запах – не дурной, а скорее сладкий, медовый – и по характерному блеску кожи предположила, что после молочной ванны в нее втерли ароматный бальзам.
