– Все в порядке, Адрана.
– Нет, вовсе нет. Мне не следовало…
– Все в порядке. Потому что это была не ты, не совсем ты. – Она смотрела на меня, как на змею – полудохлую, но вполне себе ядовитую. – Это была она, да? Мы взорвали ее тело, но это не могло стать концом ее жизни, что бы там ни думала Фура. Ее частичка останется у кого-то до тех пор, пока не взорвется Старое Солнце.
– Ее нет, – заявила я, убеждая не столько Сурт, сколько себя. – Просто я… потеряла контроль.
– Может, и так. – Сурт опустила руку, и ее дыхание начало выравниваться. – Но тогда вопрос: уверена ли ты, что это не повторится? Мне бы очень не хотелось, чтобы она вернулась насовсем.
* * *
Сурт больше не упоминала о моем поведении, за что я была ей очень благодарна. Я напугала ее, но в той же степени напугала и себя. Я взорвалась не хуже Фуры – а если учесть, каким внезапным оказался этот всплеск ярости, то он шокировал еще сильнее, чем любые поступки моей сестры. Я видела, как светлячок вцепился в мою сестру, как он формировал ее темперамент. Нельзя было отрицать, что это пугало меня и заставляло тревожиться насчет дальнейшего развития событий. И все же светлячок был лишь соучастником перемен, которые Фура добровольно навлекла на себя, способствуя ожесточению своего характера, начавшемуся в тот момент, когда ей пришлось спасаться на «Скорбящей Монетте». Я полагала, что светлячок усиливал ее настроение и делал его перепады более головокружительными, но не думала, что паразит сам по себе является главным инициатором этих изменений. Скорее, он реагировал на естественные закономерности ее темперамента, искажая их по ходу дела, но при этом никогда не бывал единственной причиной происходящего.
А вот со мной в тот момент, когда я схватила Сурт, случилось нечто иное. Я по-дружески переживала, в глубине души опасаясь, что Сурт может совершить какую-нибудь глупость, если поддастся своим страхам, позволит им усилиться. И в мгновение ока это беспокойство превратилось во всепоглощающий императив, в совокупность мыслей и действий, исключающую всякое интроспективное рассмотрение. Все, что имело значение, – это сохранение корабля; в тот момент Сурт стала не более чем неисправной деталью, которую требовалось изъять, заменить.
Слава всем мирам за то, что она взвизгнула, – без этого отвлекающего фактора, наверное, я вполне могла ее прикончить. Ярость утихла, сменившись горьким раскаянием, но я ни на мгновение не усомнилась, что проросшее семя все еще во мне.
Вопрос решен, и спорить не о чем. Остается лишь понять, насколько эффективно я сумею справиться с сохранившейся во мне Босой. Я знаю о ее присутствии, о ее жестокости, но можно ли считать это знание преимуществом? Если научусь предчувствовать те моменты, когда она намерена появиться, и сопротивляться всеми силами, поможет ли это держать ее в узде?
Я решила, что это будет зависеть от того, насколько серьезные испытания на нас надвигаются. Все будет зависеть от моей силы. И от ее силы тоже.
А еще от степени сомнения в нашем с Фурой партнерстве.
* * *
Я была рада, что вопрос с нашими вымышленными историями отвлекал меня от мыслей про Босу Сеннен. Прозор побывала на большем количестве судов, чем кто-либо из нас, за гораздо более длительный период, и она имела представление о том, как надо плести байку, не слишком увязая в реальных событиях. Конечно, без нее я бы не смогла придумать вымышленную идентичность для «Мстительницы» и для всех нас.
Когда веки не слипались от усталости, а пальцы не слишком болели, чтобы держать ручку, мы с Прозор садились рядком и пытались состряпать легенду, которая не рассыплется при первой проверке. Она должна быть правдоподобной, но не настолько интересной, чтобы вызвать обсуждение. Как и с очищением раны Страмбли, есть предел тому, насколько глубоко мы можем зайти.
– Если какой-нибудь разумник задает больше двух вопросов подряд, – сказала Прозор, – значит у него уже имеются подозрения. Из такой ямы с помощью вранья не выберешься.
– Если кто-нибудь проявит к нам такой пристальный интерес, – сказала я, жуя кончик ручки, – надеюсь, мы сумеем добежать до катера.
– Если будем держать нос по ветру и не давать никому повода к нам принюхиваться, все пройдет как по маслу. Жаль, что я не видела то место, куда мы направляемся, собственными глазами.
– Уверена, что не бывала там?
– Старушка Проз то одно, то другое забывает, особенно после того, как Боса сделала ей новую вмятину на черепе. Но не забывает места, которые повидала. И разумников, которых встречала.
– В «Книге миров» о нем написано маловато. Вот если бы мы собирались куда-то еще, то могли бы заявить, что прилетели с Колеса Стриззарди, и никто бы не смог доказать, что мы врем.
– В общем, нам нужно такое же уединенное местечко. Но не в той же процессии или на расстоянии обычного рейса. – На ее лице отразились очертания некоего замысла. – Ну-ка, дай книгу.
Я дала, и она пролистала с явным интересом.
– Что ищешь?
– Индрагол. – Прозор повернула ко мне соответствующую страницу, показывая куцую запись. – Кружевной мир в тридцать третьей процессии, не такой далекий от центра, чтобы быть неинтересным, но и не слишком близкий, чтобы прослыть шикарным и процветающим. Я там побывала разок, в общих чертах знаю его устройство и помню кое-какие обычаи. Мы скажем, что это наш порт приписки – место, где построили и экипировали этот корабль.
– Название – язык сломаешь. А нельзя найти место, которое звучало бы похоже на Мазариль?
– Ага, и ты по ошибке назовешь его Мазарилем. Индрагол – это только начало. Не все из нас будут оттуда, но достаточно, чтобы легенда выглядела связной. Я над этим поработаю. А ты придумай имя для нашего корабля и реши, как отныне будет зваться ее светлость.
– Считаешь, у нее будет роль капитана?
– Я бы сказала, что это предрешено, детка. Разве ты другого мнения?
– Если ей так нравится, пусть будет капитаном.
Я почувствовала, как напряглось мое лицо, и пожалела, что не могу поделиться подозрениями с Прозор. Она была нашей спасительницей, подругой и наперсницей, и меня тяготила необходимость что-то от нее скрывать. Но если слух о двуличии Фуры просочится, неизвестно, какими окажутся последствия для нашей хрупкой маленькой команды.
Во мне закипала ярость. Я вынудила себя думать о чем-то безмятежном, призвала на помощь череду приятных образов, особенно сосредотачиваясь на тех проявлениях сестринской доброты, которые видела, когда мы были моложе.
– Тебя что-то беспокоит?
Я поспешила улыбнуться:
– Просто интересно, как мы с этим справимся, если не сможем придерживаться легенды.
– Я бы не переживала так сильно. – Прозор глядела на меня с сомнением, и показалось, что она заметила фальшь в моей улыбке. – Космоплаватели полжизни врут о своем прошлом, скрывают ошибки и выпячивают успехи. Даже хороший малый вроде Ракамора не считал зазорным что-нибудь приукрасить, если от этого нам была польза.
