– Пока мы не увидим хоть один пистоль, – сказала я, – это всего лишь бесполезная песчинка.
– Расскажи нам, Лагганвор, – настаивала Прозор.
– Не будем спешить. На этом этапе Боса действовала очень скрупулезно. Она не посылала опознавательный сигнал, пока не оказывалась на минимальной дистанции от камня, и я не думаю, что это делалось лишь для того, чтобы передачу не перехватил кто-нибудь посторонний. Скряга потребует ответа, когда будет готов, и ни минутой раньше, а если потревожить его со слишком большого расстояния, это будет воспринято как нехарактерное поведение. Терпение, Фура.
– К черту терпение. Скажи слово.
– Чтобы ты его немедленно транслировала Скряге? Ну уж нет… Я дождусь, когда мы будем готовы. Трещальник включен? Вруби усилитель на полную мощность и начинай проверять частоты в среднем диапазоне.
Фура нахмурилась, но подчинилась, и решетка динамика взорвалась обрывками голосов и мелодий, когда моя сестра покрутила ручку. Мы находились за пределами Собрания, но на расстоянии намного меньшем, чем его протяженность, и легко ловили передачи с миров, расположенных на нашей стороне Старого Солнца, и даже более далеких. В эфире звучали новости, сериалы, спортивные комментарии и концерты, а также кодированные сигналы, которые гармонизировали хронометраж и работу финансовых механизмов Собрания. Нам с Фурой все это было до боли знакомо, потому что мы часто сидели с отцом, когда он слушал подобные передачи, особенно в ту пору, когда в нашем доме еще не было мерцательника. Это воспоминание заставило меня задуматься о домашних радостях, о прочном распорядке, об удобствах семейной жизни, пусть подобные мечты и отдают мещанством.
– Чего же я жду? – спросила Фура.
– Поймешь, когда услышишь. Нельзя ли притормозить?
– Любой каприз за ваши деньги, – ухмыльнулась она.
Мы были на волосок от порога в пятьсот лиг, когда решетка динамика исторгла три резких одинаковых звука. Судя по четкости, сигнал пришел с очень близкого расстояния.
Все дружно посмотрели на Лагганвора.
– Требует получить разрешение на сближение, – сказал он, немного расслабившись, как будто и сам до сего момента сомневался в надежности своих сведений. – Скряга транслирует его в довольно широком диапазоне частот, но для полной уверенности не помешает просканировать среднюю часть диапазона. Обычно сигнал посылается на трех разных волнах, и мы должны ответить в течение минуты после того, как он прозвучит на третьей. Разумно предположить, что мы пропустили минимум одну.
– Итак… пароль, будь любезен.
– Включи подметалу и пошли шесть локационных импульсов в сторону Скряги. Ровно шесть, через равные интервалы.
Фура щелкнула тумблерами, и носовой подметала катера отправил серию локационных импульсов к камню. Мы шесть раз почувствовали легкий толчок, когда разряжались соленоиды подметалы.
А потом – ничего. Мы продолжали приближаться. Прошла минута, еще две. Лагганвор был на взводе, как и все мы. Едва ли он сумел хоть раз вздохнуть за эти две минуты.
Трещальник воспроизвел еще два сигнала.
– Это разрешение. Продолжайте на свое усмотрение, капитан Несс. Видите три больших кратера, расположенные примерно по прямой? Между вторым и третьим есть посадочная площадка, и уже можно разглядеть точку входа.
Фура включила тормозной двигатель.
– Нас тянет к нему.
– Там есть поглотитель. Радуйтесь – внутри Скряги двигаться будет гораздо легче.
После нашего экстремального приближения к голому поглотителю мысль о том, что один из них надежно заперт внутри мира – даже мертвого камня, вызывала неприятную дрожь. Теперь я поняла, что наше существование сопряжено со многими странностями, и то, что я когда-то считала экзотичным или тревожащим, на самом деле было обыденным, особенно если сравнить с сомнениями и вопросами, которые теперь свободно бродили у меня в голове.
Мы приземлились целыми и невредимыми. Если гаусс-пушки и существовали, а не были плодом воображения Лагганвора или дезинформации, то мы их не увидели. Но к тому времени ни у кого из нас не было серьезных оснований сомневаться в его правдивости. Пистоли сияли, Скряга говорил с нами, и обещанная посадочная площадка оказалась на указанном месте.
Если внутри Скряги и был поглотитель, то не из самых мощных. Сила притяжения на поверхности была вполовину меньше, чем на Мазариле, а диаметр этого мира составлял одну четвертую от диаметра нашей родины. Интересно, какой была жизнь, когда на каждом камне вокруг Старого Солнца (впрочем, в те времена не такого уж старого) расселились люди? Даже не вообразить. Даже сейчас очень нелегко уследить за двадцатью тысячами заселенных миров. Сомневаюсь, что хотела бы жить в те далекие времена, когда целый мир был такой же пылинкой в космосе, как и единственный человек в толпе. Мазариль не назовешь самым цивилизованным и оживленным местом в Собрании, но все же очень многие что-то слышали о нем или знали кого-то, кто однажды посетил его. Лучше жить на развалинах империи, подумала я, и надеяться, что тебя запомнят, чем затеряться среди множества блистающих пылинок.
Закрепив катер, мы проверили скафандры и вышли наружу. Трудностей не ждали, но на всякий случай захватили кое-какое режущее и вскрывающее оборудование, топоры, фонари и прочий инвентарь, распределив его поровну.
Фура несла кошель пистолей. Они сияли желтым уже несколько дней, но в последние часы интенсивность излучения возросла, свет уже проникал сквозь ткань. Этот мешочек всегда был у Фуры под рукой, у нее вошло в привычку регулярно проверять содержимое.
– Так нагло они еще не светились, – сказала сестра.
На забрале ее шлема приплясывали желтые блики.
В Скряге не было дыхали, что облегчало проникновение в него и выход, – не нужно возиться с герметичными дверьми шлюзов. Если это и впрямь имущество Босы – а я была близка к тому, чтобы в это поверить, – то ясно, что она не создала тут дом или убежище, а всего лишь вырыла ямку, которой можно доверить фамильные драгоценности. Она прилетала, перегружала добычу, возможно, забирала мелкие суммы, которые иногда требовались для деловых операций, и отчаливала, проведя в объятиях Скряги самый минимум времени.
И мы поступим аналогично, если я не ошиблась в намерениях сестры. Убедимся в том, что попали, куда хотели, оставим тут часть своих пистолей, заберем необходимые припасы и улетим. Вне зависимости от того, удовлетворит Фура свое любопытство или нет, пройдут месяцы, если не годы, прежде чем мы вернемся. Нам достаточно знать, что Скряга существует, что теперь он наш и мы можем посещать его, когда заблагорассудится.
Сделав примерно двадцать шагов по наклонному туннелю, где не было освещения, если не считать наших фонарей и пистолей, мы вышли в большой зал, оказавшийся пустым, если не считать двух примечательных предметов. Вторым предметом была тележка, но о ней чуть позже; сначала расскажу о первом.
Это был пьедестал, торчащий из круглой дыры в земле, опутанный проводами и кабелями, как побегами особо плодовитого светового плюща. Провода и кабели уходили в пол, и разумно было предположить, что там они расходились к сенсорам и защитным устройствам Скряги. На пьедестале, словно огромное пресс-папье, лежала стеклянная полусфера, в которой что-то тускло мерцало. Это явно был робот – точнее, голова робота. В эстетическом отношении он был не лучше и не хуже нашего собственного робота. Но если Паладин заменил старое тело на прозрачные конечности и приборы дальнего действия, установленные на паруснике, тем самым расширив возможности движения и восприятия, то этот бедолага торчал в скале, как пробка в бутылке. Скряга не мог двигаться по собственной воле; ему было суждено лететь по орбите в соответствии с законами небесной механики, и никак иначе. Он также не мог общаться, разве что в очень ограниченном смысле – допрашивая корабли, которые отваживались войти в его зону действия. И единственным средством физического воздействия, если верить Лагганвору, была стрельба из гаусс-пушек – гипотетическая защита, которая, возможно, никогда не будет востребована.
