– Так откуда тебе знать, воевода, ты же урманин! Да, вот еще что забыл спросить: ты знаешь, что было вышито на стяге Рюрика?
– Я слышал, что огненный сокол.
– Верно! Огненный сокол бодричей, Рарог. Так вот, сами бодричи себя называют также народом рарогов. И Рюрик никогда не забывал своего происхождения. Дух своего народа он привел на новую родину…
Глава 4
Зима – весна 1069 г. от Рождества Христова
Грузия, Джавахети
Скит
Примерно месяц спустя после ранения я впервые смог самостоятельно встать и пройтись до ветра – все же на деле повреждения, нанесенные саблей гуляма, были не столь критичны, хотя кости клинок прорубил. Но каким слабым я себя чувствовал, когда сумел наконец-то встать! Да я меч Добрана, по всем прикидкам весящий не более полутора килограммов, еле сумел поднять!
Но, как говорится, лиха беда начало. Каждый новый день я старался пройти хотя бы на полсотни шагов больше. Как мог упражнялся с клинком, уже на четвертый день пригласив телохранителя на свои тренировки. Меч в ножнах против топора – не столько фехтование, сколько живая схватка без всяких правил, разве что варяг вначале вынужден был меня беречь.
Я стал больше есть, желудок казался пустым постоянно – и это стало проблемой, требовавшей решения. В конце концов я кое-как смастерил пращу и более или менее ее освоил, потратив на это не меньше пяти дней, после чего мы с Добраном отправились на охоту.
Поначалу удача отворачивалась от нас – все же горные козлы, способные забраться наверх практически по любым, самым отвесным скалам, попадались на перевале не очень часто. Думаю, здесь им просто нечего было есть. Однажды нам крупно повезло натолкнуться на искомое животное, но мой слишком поспешный бросок, сделанный с чересчур большой дистанции, лишь напугал козла – камень едва-едва задел его заднее копыто. Увы, не встречались нам и птицы.
И все же, если ты стремишься достичь цели, несмотря на неудачи и многочисленные бесплодные попытки, у тебя появится еще один шанс. Во второй раз я сумел им воспользоваться – отправившийся в полет увесистый камень врезался точно в лоб животного, свалив его наземь. Не знаю, убил ли или только отправил в глубокий нокаут, но поспешивший к козлу Добран так или иначе поставил точку в охоте ударом ножа. Мы оттащили тушку ближе к скиту, где разделали ее и спрятали в снегу и камнях.
Помимо воинских упражнений и охоты мы с Добраном как могли старались помочь приютившим нас монахам. В скиту их оказалось всего двое: Георгий, лечивший мои раны, и немногословный Роман. Я пытался с их помощью выучить язык, но не слишком преуспел, хотя лекарь и старался найти для меня немного времени. Впрочем, больше мы общались на ломаном греческом.
От Георгия я узнал, что ранее в скиту жили четверо монахов. Однако один из них – чью незавершенную келью мы с варягом заняли, – умер, а другой удалился в монастырь в Джавахети вследствие старческой немощи. Оставшиеся же завершили вырубку келий (небольшую часовню монахи обустроили прежде жилищ) и обосновались здесь, в горах, проводя в неустанных молитвах основную часть своего времени. Удивительно, но причащались они не слишком часто, пока лишь только мечтая о собственной полноценной церкви с алтарем, и ради евхаристии также были вынуждены покидать скит. Впрочем, это было необходимо им и для банального пропитания, ибо здесь, в горах, у монахов полностью отсутствовала возможность себя прокормить.
Единственной реальной нашей с Добраном помощью стала заготовка дров. Опять же, дело весьма непростое, учитывая, что находимся мы в поясе так называемых альпийских лугов, где полноценное дерево встретить невозможно. Тем более наши передвижения были ограничены полностью заваленными снегом участками. Но как бы то ни было, весь кустарник в доступных нам окрестностях скита мы перевели, а монахи, ранее живущие каждый в своей келье, теперь делили одну на двоих. Так было теплее, да и расход в обрез заготовленного на зиму топлива заметно сократился.
Так и бежали наши дни один за другим, зеркально повторяя друг друга: подъем, молебен в часовне, продолжительная, в пару часов, тренировка с Добраном, завтрак-обед, дневной сон, затем снова шли в часовню на молитву. Вновь продолжительная тренировка, до самых сумерек, ужин, разговоры за жизнь с Добраном, где каждый делился воспоминаниями, мечтами, мыслями. Варяг постепенно разговорился и начал получать явное удовольствие от общения, а для меня оно стало единственным якорем, удерживающим от падения в пучину беспроглядной тоски.
Увы, у меня появилось время о многом подумать, многое осмыслить, построить планы на будущее – но заодно и тосковать о семье, с которой я не виделся вот уже несколько месяцев. А ведь им неизвестно о том, что я спасся, никому в княжестве это неизвестно! Зато все уже наверняка знают о разгромном поражении войска под моим началом. Наверняка партия старых приближенных Ростислава, оттесненная успехами моих прежних начинаний, нынче взяла верх. И хорошо бы, если бы у них не возникло желание каким-либо образом отомстить моим близким…
Но, как говорится, ничто не вечно под луной. Световые дни увеличились, сократились ночи. Пасху мы вместе с монахами отпраздновали специально испеченными куличами – правда, без яиц, но зато с изюмом и сушеными яблоками. Открыли наши гостеприимные хозяева и вино, вкус которого я успел основательно подзабыть. Вообще, я был убежденным противником употребления алкоголя что в том мире, что в настоящем, но в честь столь светлого и радостного праздника позволил себе отведать немного вина вместе с остальными.
После Пасхи в сердцах наших поселилась надежда, какая-то возвышенная радость и торжественность. Снег начал стремительно таять, освобождая закрытые на зиму тропы, и мы с Добраном с нетерпением ожидали, когда уже сможем покинуть гостеприимную обитель.
И вот этот день настал. Кое-как увязав растрепавшиеся сапоги полосками кожи, взяв с собой остатки вяленой козлятины и бурдюк с вином, подаренный монахами, мы отправились в путь, двигаясь в сторону Цунды. Последняя когда-то была столицей Джавахети, но позже потеряла свой статус – то ли после штурма крепости, то ли по иным причинам. Тем не менее люди в Цунде по-прежнему живут – моя рать прошла через нее на пути к Ахалкалаки. Там можно получить помощь, взять лошадей, новую одежду… Если, конечно, удастся доказать, что я бывший воевода тмутараканской рати, сражавшийся против сельджуков вместе с царем Багратом!
Спустя пару часов пути кожаные завязки на моих потрескавшихся сапогах распустились, и я был вынужден остановиться.
– Добран, обожди немного.
Варяг кивнул и опустился на ближайший валун. Я последовал его примеру и принялся возиться с обувью, едва сдерживая готовую сорваться с губ брань. Кажется, придется вновь нарезать кожаные ремешки ножом Добрана!
Между тем мой соратник, чьи сапоги пока не требовали срочного ремонта, достал кусок вяленого мяса из походного мешка и принялся неторопливо жевать, запивая трапезу добрыми глотками вина.
