Варяг отличается немногословием. Вообще-то ранее я ценил это качество в телохранителе, но все же иногда оно раздражает.
– Да вроде не очень. А где мы?
Дружинник, опустившийся на корточки перед очагом, разбил остатки горящего костра крепкой палкой, растащив пылающие угли ближе к выложенным кольцом камням. Все правильно, так они напоследок наберут побольше жара… На мгновение огонь ярко вспыхнул, осветив словно из камня высеченное лицо варяга, и практически сразу погас.
– В скиту.
– В скиту… – эхом повторил я за ратником и невольно закрыл глаза.
Приятное тепло разошлось от желудка по телу, и, сам того не заметив, я провалился в дрему, а вскоре и вовсе забылся крепким сном.
Яркий луч света коснулся моего лица, а голени обдало потоком холодного воздуха. Открыв глаза, я тут же с непривычки зажмурился. И только десять секунд спустя я осторожно приоткрыл веки.
Над моими ногами склонился худощавый седой мужчина, чей расцвет остался далеко в прошлом. Впрочем, старость его также пока не вступила в полную силу. Скуластый, с сохранившейся в волосах редкой рыжиной, он аккуратно снял повязку и внимательно присмотрелся к ранам и коже вокруг них. Удовлетворенно кивнув, взял приятно пахнущую чем-то травяным мазь из стоящей рядом миски и очень аккуратно обработал ею края рубцов, после чего наложил повязки из обрезков чистой и, надеюсь, прокипяченной ткани. По крайней мере, в Копорье батюшка «бинты» действительно кипятил.
– Спасибо!
Обернувшись на мой голос, монах – а судя по скрывающей фигуру простой рясе, это именно монах – с улыбкой кивнул в ответ. Языка он наверняка не знает, но, думаю, понял благодарную интонацию. После чего мой лекарь встал, закрыв мои ноги шкурой, и жестами показал, что нужно продолжать лежать. Я понятливо склонил голову, и он покинул келью-пещеру; очевидно же, что ее рубили именно как жилище местной братии.
А вот совсем не вставать – это ведь не так-то и просто, учитывая физиологические потребности! Ощутив это через пару минут после ухода монаха, я попытался осмотреться в поисках чего-то, что могло бы заменить мне судно. Добран верно понял мой ищущий взгляд, подал деревянную бадью и выжидательно на меня уставился.
– Ты это… выйди ненадолго, хорошо?
Телохранитель пожал плечами – впрочем, в этом жесте все же читалось легкое удивление, – и, откинув полог, выбрался на свежий воздух. Ну что поделать, времена-то нынче простые, а люди в большинстве своем неприхотливы и бесхитростны… Дети природы! А ведь меня только малая нужда побеспокоила, а как быть, когда… Прочь, прочь от себя эти мысли!!! По крайней мере сейчас.
Но как же стыдно-то…
– Добран!
Варяг неспешно вошел в пещеру, взял бадью и вновь вышел на улицу. Неловко, м-да. Очень неловко.
Но и жить-то ведь как-то надо.
Пока телохранитель отсутствовал, я окинул «апартаменты» скучающим взглядом. Увы, со вчерашнего дня удобств не прибавилось, разве что стало заметно холоднее. Впрочем, это никак не отнести к плюсам. Когда лежишь под шкурами, еще ничего, но стоит им хоть чуть-чуть сползти, как тут же очень свежий воздух заставляет вновь как можно скорее в них закутаться.
Пока я осматривался, на глаза мне все же попалось нечто новое, не замеченное вчера. А именно меч Добрана в потертых ножнах и стоящий у противоположной стенки боевой топор. Рядом с оружием покоился шелом варяга, и… все. Ни щитов, ни кольчуг – а ведь защитное снаряжение было у каждого из нас! – ни, что самое страшное, моего харалужного клинка, подарка Ростислава. По спине протянуло холодом, когда я вспомнил, что непроизвольно разжал пальцы в момент падения в последней схватке.
Неужто варяг не вернулся за моим чудо-клинком?! Впрочем, если память мне не изменяет, телохранитель подхватил меня на руки, как только я упал. У него не было возможности вернуться… А вот сваливший моего противника Дражко спрыгнул вниз, навстречу очередному врагу. Может, он подобрал клинок? Да только за все это время я еще ни разу не видел моего второго ближника… А собственно, вообще не слышал шума находящегося на постое войска – или хотя бы раненых, которых было никак не менее сотни! Ничего, кроме свиста ветра да редкого скрипа снега под ногами монахов и Добрана…
И потом, скит – это ведь не полноценный монастырь. И сколько вообще в скиту может разместиться людей?!
Откинув полог, вошел варяг, прервав мои панические мысли. Он поставил бадью у стенки и бросил на землю вязанку толстых веток.
– Добран, а где рать? Где Дражко? Где все?!
Телохранитель неторопливо снял набитую конским волосом стеганку, служащую воям в том числе и защитой от мороза, и остался в одной рубахе. Он склонился над очагом, складывая в нем ветки, и только после неторопливо и немногословно ответил в своей привычной манере:
– Не знаю.
Тут уж я начал закипать:
– В каком смысле, не знаешь?!
Варяг наконец обратил на меня взор и веско произнес:
– Не знаю, воевода.
Последовала короткая пауза, пока дружинник складывал сушняк и доставал огниво с кресалом, во время которой я с трудом сдерживал рвущийся наружу гнев… и страх. Наконец Добран вновь заговорил:
– Когда я подхватил тебя, брат бросился вниз, к торкам. За ним последовали вои из наших десятков, все, кто уцелел. Также спустились греческие копейщики – вои в добрых бронях, прикрывающие лучников. На время они потеснили врага от тропы, пока я поднимал тебя наверх.
Ратник прервался, раздувая пламя из высеченной искры, удачно упавшей на пук сена. Как только оно занялось, он положил сверху вначале одну тонкую веточку, потом еще одну и еще, ожидая, когда огонь окончательно окрепнет и сможет поглотить уже что-то более существенное. Я же все это время ожидал продолжения рассказа, закусив губу от раздражения, и наконец не выдержал:
– Ну?! А дальше-то что?
Разгоревшееся пламя осветило желтыми всполохами лицо ободрита, придавая ему какой-то потусторонней загадочности.
– А дальше молодняк из тех, кто поднялся по тропе до нас, увидели тебя, воевода, на моих руках. Они закричали, что ты погиб, что торки вот-вот поднимутся наверх. Меня слушать никто не захотел, да и ветер сносил слова.
Сделав небольшую паузу, мой ближник продолжил:
– Страх сломил их дух, воевода, вначале самых слабых, а после и более сильных, превращая ратников в испуганное стадо. Одни сражались и гибли внизу, а другие бежали прочь, спасая жизни. И когда я поднялся наверх с твоим телом, никого, кто мог бы мне помочь, уже не осталось. Тогда я снял с нас брони и потащил тебя на спине, покуда были силы. Но повалил густой снег, я сбился с дороги. Если бы чудом не вышел на скит, замерзли бы на тропе, и весь сказ. – Варяг пружинисто поднялся и прямо посмотрел мне в глаза. – Так что я не знаю, что случилось с остальными. И где сейчас мой брат.
Голос Добрана дрогнул на последних словах, и мне стало не по себе. Дурак, дурак, дурак!!! Как я мог злиться на спасшего мне жизнь дружинника, потерявшего по моей вине брата! Еще и раздражался!!!
