Джей: Что она хочет вам сказать?
Кристин: Ей было очень тяжело, и все приходилось делать самой. Она действительно напугана, она не знает, что происходило. Никого не было рядом.
Судя по прошедшему времени, используемому Кристин, Маленькая девочка уже находится в детских условиях и Кристин осознает это. Но мы еще точно не знаем, что случилось тогда, и было бы полезно это узнать.
К: Я хочу спросить ее, в какой ситуации она была.
Д: Звучит неплохо.
К:…Я вижу, как встревает мой ум и говорит, что это происходило в больнице, когда я была ребенком, но не уверена. Я хочу, чтобы она сама мне рассказала.
У Кристин была теоретическая догадка о детских истоках страха ее изгнанницы, но чтобы удостовериться, что это правда, она должна получить эту информацию от нее напрямую. Поэтому она задает ей вопрос. Это также дает возможность продолжать работу живым и личностным образом.
Д: Хорошо.
К: Она говорит мне, что вокруг темно, свет выключен. И никто ее не любит. Нет никого рядом, а это значит, что ее никто не любит. Нет никого, кто бы о ней позаботился.
Это детский опыт, создавший бремя страха и паники и убеждение, что никто ее не любит.
К: И от лица «Я», стоит мне это услышать, я хочу обнять ее. Хочу посадить ее на колени.
Д: Сделайте это.
У Кристин возникло замечательное спонтанное желание утешить Маленькую девочку, что усиливает их связь.
К: Меня поражает то, что в ее маленьком теле нет напряжения. Это мягкое, беззащитное тельце. Но на ее сердце тяжесть, груз, который она несет… Да, эта тяжесть на сердце связана с чувством беспросветности, с ощущением, что ничего нельзя исправить. И ей приходится нести это бремя одной, потому что рядом никого нет. (Пауза.)
Вот оно. Теперь я вижу нить. Когда рядом нет никого, кто взял бы ее на руки, возникает спазм, блок, преграда. Постоянная готовность обороняться на клеточном уровне. А эта тяжесть на сердце появилась не сразу. Это не результат однократного события, она как бы раскалывается на кусочки. Эта тяжесть связана с неспособностью что-либо изменить.
Это обобщенное воспоминание, символизирующее многие события, произошедшие в раннем детстве Кристин, когда ей нужны были утешение и поддержка, но рядом никого не было. Тогда эта часть взвалила на себя бремя тяжести и бессилия.
Д: А то, что ощущалось на клеточном уровне, что это было?
К: Бдительность, настороженность, готовность обороняться и закрываться от мира. Похоже на защиту. Она ощущается физически, словно зацепка на ткани. (Пауза.)
К: Теперь я ощущаю испуг, будто она осталась в темноте одна. Это чувство более раннее, давнее. У меня возникает конкретное воспоминание. Она дрыгает руками и ногами. Кто-то должен подойти к ней и взять ее на руки, но никто не подходит.
Это воспоминание исходит от юной части, изгнанника, которого я называю Ребенком.
К: Теперь у меня появляется расплывчатое воспоминание, кто-то раскачивается в детской кроватке… издает глухой звук. И как будто она пытается куда-то добраться, чтобы ее взяли на руки, но никто не приходит.
Это воспоминание является одновременно имплицитным и обобщенным; оно расплывчато и, вероятно, олицетворяет все подобные инциденты, когда о ней не заботились.
Д: Ей крайне необходимо, чтобы ее взяли на руки, но никто не приходит.
Кристин стала наблюдателем важных моментов этих воспоминаний и может переходить к следующему этапу терапии ВСС.
Мелани наблюдает за стыдом изгнанника
Эта стенограмма более подробно показывает, как стать наблюдателем изгнанника. Мелани уже прошла несколько ВСС-сессий, в которых она установила связь с изгнанницей, переживающей сильный стыд. Предварительно она уже получила разрешение защитника на работу со Стыдящейся изгнанницей, так что мы можем приступать.
Джей: Сфокусируйтесь на Стыдящейся изгнаннице и скажите мне, когда почувствуете ее.
Мелани: Я установила контакт со Стыдящейся изгнанницей. Это подсолнух, смотрящий вниз, на землю.
Д: И что вы чувствуете к этой части?
М: Не знаю, чувствую ли я что-то, но у меня есть желание оказать ей поддержку. Я понимаю, что изгнанница немного смущена тем, что мы хотим узнать ее прошлое.
Д: Предложите ей рассказать или показать вам в подробностях то, что она чувствует, и попросите ее не переполнять вас чувствами, чтобы вы могли поддержать ее из состояния «Я».
Здесь я проверяю, находится ли Мелани в состоянии «Я», уважительно относясь к этой изгнаннице, и прошу принять меры предосторожности, чтобы не произошло слияния с изгнанницей.
М: Она испытывает хроническое отчаяние. Это отчаяние всегда с ней, словно тупик. Это вакуум, небытие, пустота. Как будто ты падаешь и падаешь, но не достигаешь дна. А теперь она показывает мне, как постоянно испытывала это чувство в детстве. Это черная дыра, куда она проваливалась, и от нее больше ничего не оставалось, только черная дыра.
Во время знакомства Мелани с изгнанником спонтанно возникает обобщенное детское воспоминание.
М: Помню тот момент, когда я почувствовала эту черную дыру, пространство небытия. В ней не было смысла, не было материи, – ничего, с чем можно было бы установить связь.
Д: Спросите ее, как она чувствует себя в этом месте.
М: Она не может мне сказать. Это место такого ужаса и такого абсурда, что… Она чувствует себя там просто мертвой.
Д: Так что есть два чувства – ужас и ощущение себя мертвой.
Стоит назвать чувства, обозначенные изгнанницей.
М: Да, верно. Мне грустно, потому что я не осознавала это раньше. Это довольно серьезно, это очень тяжело… Я не могу подобрать слов.
Д: Скажите же ей, что вы понимаете, как это тяжело.
Поскольку Мелани понимает чувства изгнанницы, мне нужно, чтобы она сообщила ей об этом, что укрепит их связь.
М: Она говорит: «Ну и что? Ты поняла это, ну и что?»
Д: Она потеряла надежду?
Изгнанники обычно хотят быть услышанными и понятыми, поэтому видя, что эта изгнанница, похоже, совсем не проявляет интереса, я предполагаю, что она потеряла надежду на то, что ее бедственное положение можно как-то улучшить.
М: Да. Она также чувствует беспомощность. Да. «Я поделилась этим с тобой и разделила с тобой свое внутреннее небытие». Да, возможно, она потеряла надежду. Она думает: «Ни к чему даже пытаться объяснить это».
