Старого короля проводили в последний путь в воскресенье, 5 июля, устроив ему самые помпезные похороны из когда-либо виданных в Англии. Литании длились три дня и обошлись в тысячи фунтов. Чуть ли не весь Лондон и Вестминстер были задрапированы черной тканью; город освещали тысячи мрачных факельщиков, одетых во все черное. Церемонию проводил архиепископ Садбери: тело короля, укрытое красным плюшем с белым крестом, положили в гроб и отнесли в Вестминстерское аббатство, где поместили рядом с усыпальницей жены, королевы Филиппы. Посреди похорон в аббатскую церковь вошел рыцарь и передал в качестве подношения меч и щит. Другой церемониальный меч поместили над сиденьем короля в часовне Святого Георгия в Виндзоре. После чего судьба Англии и дома Плантагенетов оказалась в руках внука усопшего – и поколения, знавшего мир только таким, каким он был в 1370-е годы, во времена упадка, разрухи и увядания. Вся страна в ожидании взирала на Ричарда.
Коронация состоялась в четверг, 16 июля. Толпа, собравшаяся в Лондоне ради торжественных похорон короля, наблюдала теперь, как город расцветает: трепещущее сердце, полное светлой надежды. В 1377 году Адам Хоутон, епископ Сент-Дэвидса, сказал, обращаясь к парламенту, что Ричард послан Англии Богом, подобно тому, как Христос был послан на землю, чтобы спасти свой народ. Когда вечером перед коронацией королевская процессия двигалась из Тауэра в Вестминстер, улицы столицы запрудила такая толпа, что Джону Гонту пришлось разгонять людей мечом. На Чипсайде, главной магистрали, пересекавшей город с востока на запад, из трубы три дня текло вино: темная пурпурная река вела к большому потешному замку на западном конце улицы. На башенках замка сидели девочки – ровесницы Ричарда, одетые во все белое, символизируя возрождение и очищение, охватившие страну с восхождением на трон нового короля – впервые за полвека.
Ричард, в самом центре процессии, купался в обожании масс. Рядом с ним ехал наставник мальчика, заменивший ему отца: сэр Саймон Берли, верный солдат, служивший отцу Ричарда в Аквитании, воевавший с ним при Нахере и в Лиможе. Он был рядом с Ричардом все его детство и активно участвовал в воспитании юного короля последние несколько лет. Он готовил принца к церемонии коронации, но не мог подготовить его к тому шуму и энтузиазму, с каким люди приветствовали его на улицах.
Церемония коронации и помазания на царство, состоявшаяся в тот бурный четверг, запомнится королю на всю жизнь. Ему было всего десять лет, когда он стоял перед своим народом и торжественно клялся соблюдать законы и обычаи предков, осуществлять правосудие и соблюдать законы, которые его народ «справедливо и разумно» установил. Потом, под шумное одобрение, его представили всем собравшимся в аббатстве. Обычно делали наоборот: сперва люди приветствовали короля, а потом он произносил клятвы. В этот раз все устроили по-другому, чтобы подчеркнуть, что этот король взошел на трон по праву его семьи, а не потому, что избран народом.
Когда приветственные возгласы стихли, Ричарда помазали святым миром, укрыв от взглядов собравшихся золотой парчой. Масло коснулось обнаженной кожи на руках, груди, плечах и лбу, освящая его и отделяя от обычных людей. Ричарду вручили скипетр, меч и коронационный перстень, а затем архиепископ Садбери и граф Марч его короновали. Это был опыт, повергший маленького мальчика в трепет и навсегда внушивший Ричарду уверенность, что он король по праву, данному Богом. Из аббатства его вынес на плечах сэр Саймон Берли. Вокруг юного короля была такая суматоха, что с его ноги слетела туфля.
Такой опыт был типичен для первых лет царствования Ричарда. На одной публичной церемонии за другой его приветствовали и превозносили как подобного Христу спасителя измученного народа. Великие люди королевства постоянно призывали народ повиноваться новому королю: на следующий день после коронации епископ Рочестера Томас Бринтон прочел проповедь, где потребовал, чтобы каждый подчинился Ричарду ради безопасности всего королевства. При дворе Ричарда постоянно равняли с отцом: мальчик рос в окружении старых товарищей отца, ожидавших, что он станет королем, каким не суждено было стать Черному принцу.
Но у монархии была и другая сторона. Как бы ни радовалась страна, заполучив нового короля, она отчаянно ждала от него исполнения неотложных обязанностей. Англия находилась в страшной опасности. Лето, озаренное коронацией Ричарда, омрачалось расширяющимся кризисом в области безопасности. Как писал хронист, известный под именем Монах из Ившема:
В этот год… полностью провалились мирные переговоры [с Францией]; французы отказались сохранять мир, если только не будут достигнуты крайне выгодные для них условия… Тогда же шотландцы сожгли город Роксборо… Вслед за этим французы 21 августа высадились на острове Уайт; разграбив и сжегши несколько поселений, они взяли с острова тысячу марок выкупа. Затем они вернулись в море и вплоть до Михайлова дня ходили вдоль берегов Англии. Они сожгли множество поселений и убили… всех людей, кого смогли найти… Считается, что в это время случилось больше зла, чем принесли вражеские атаки на Англию за предыдущие 40 лет. [Во время битвы с французскими пиратами при Льюисе] был взят в плен один француз… который, умирая… заявил: «Если бы англичане избрали своим королем герцога Ланкастера, французы не вторгались бы в страну, как они делают это сейчас».
Что мог противопоставить этому малолетний король?
Очень мало. Англии нужен был какой-то институт управления на то время, пока спаситель вырастет и станет полноправным королем. Имелся и пример для подражания – правление Генриха III, регентом при котором был официально назначен Уильям Маршал. Но в 1377 году единственным кандидатом на этот пост был, по утверждению Монаха из Ившема, Джон Гонт. Гонт урегулировал конфликт с парламентской палатой общин после бурь 1376 года, но его мотивы и способности все еще вызывали большие сомнения. В феврале 1377 на судебном процессе, состоявшемся в Лондоне, он выступил в защиту своего протеже, религиозного реформатора Джона Уиклифа. Неуклюжее вмешательство Гонта спровоцировало волнения в столице. Он мог вывести из себя кого угодно, что делало его маловероятным кандидатом на официальную должность в новом правительстве.
Вместо этого страна остановилась на наспех состряпанной стратегии. С момента коронации и в дальнейшем Ричарда считали королем в собственном праве, установив видимость компетентного правления. В помощь Ричарду беспрестанно собирались советы в составе 12 влиятельных вельмож, но приказы и хартии Ричард скреплял собственной печатью. Правление велось от имени короля, но государственными делами заправляли его придворные. Ближе всех к нему были бывшие вассалы и слуги Черного принца: Берли, сэр Жискар д'Англ, который после коронации был повышен до графа Хантингдона, и Обри де Вер. Решение не идеальное, но продиктованное необходимостью. Южному побережью грозила опасность, существовала серьезная угроза Кале и Бордо, двум самым важным английским прибрежным аванпостам во Франции и Аквитании.
Чтобы защитить королевство и усохшие владения Плантагенетов на континенте, правительству необходимо было действовать быстро. Но дать отпор французам в Ла-Манше и на континенте было невозможно, не располагая достаточными для этого средствами. Жизненно важно было обложить налогом все население страны. К несчастью, это решение спровоцировало один из самых чудовищных всплесков насилия и народного гнева, какой когда-либо выпадал на долю Англии.
