К счастью для французов, Реймс был отлично укреплен, и в январе 1360 года, проведя под стенами города всего пять недель, Эдуард отказался от осады. Оставив попытки захватить Реймс, он заключил союз с герцогом Бургундии и нацелился на Париж, в надежде втянуть дофина в решающую битву. Дофин мудро отказался следовать примеру двух предыдущих поколений королей Валуа и рисковать своей свободой и троном в столкновении с английскими лучниками и латниками. Он остался в Париже, а в апреле Эдуард был вынужден увести свою армию, ослабленную чумой и утомленную многомесячными походами, обратно в Бретань. По пути на запад, у Шартреза, они попали в страшную бурю, разметавшую большую часть обоза. С неба сыпался град такого размера, что мог прикончить коня, темно было как ночью – позже этот день нарекли Черным понедельником. В мгновение ока удача отвернулась от короля Англии. В 1360 году не случится ни Креси, ни Пуатье. 1 мая в деревне Бретиньи начались переговоры, 8 мая они завершились. Эдуард подписал договор, по условиям которого ему доставался полный контроль над Аквитанией, Пуату, Сентонжем и Ангумуа на юге, а также над Понтье, Монтреем, Кале и Гином на севере. Он отказался от своих претензий на французский трон и снизил выкуп за Иоанна II до 3 миллионов экю. Иоанн обещал не поддерживать шотландцев в войне с англичанами, а Эдуард – не содействовать фламандцам, которые регулярно восставали против Франции. Нормандия, Мен, Анжу и Турень оставались в составе Французского королевства. Это, конечно, не сошло за великое восстановление империи Генриха II, которое казалось таким близким; но тем не менее это был настоящий триумф.
Эдуард вернулся в Англию к Рождеству 1360 года, как раз вовремя, чтобы объявить о мире и отпраздновать достижение практически всех целей, за которые он и его союзники бились с 1337 года. В январе 1361 года был созван парламент, который в установленном порядке ратифицировал мир. В том же году, в День святого Георгия, в Виндзоре состоялась церемония, на которой сыновей Эдуарда Лайонела Антверпа, Джона Гонта и Эдмунда Лэнгли торжественно приняли в орден Подвязки в признание их ратных заслуг. (Младший сын Эдуарда, Томас Вудсток, рожденный в 1355 году, оставался номинальным регентом королевства во время последних отлучек короля.) Англия принялась праздновать окончание войны, на 23 года поглотившей большую часть страны.
Во Франции настроение было мрачным. Короля Иоанна 5 декабря 1360 года отпустили во Францию собирать выкуп, ради которого отчеканили первый золотой франк (franc à cheval). Но королевство было разорено: оно кишело бандами английских наемников, уволенных со службы в армии Эдуарда, которые теперь, когда война окончилась, рыскали в поисках новой работы и занимались преимущественно тем, что причиняли бесконечные бедствия жителям Бретани и юго-запада страны, захватывая деревни и замки, а затем продавая их обратно несчастным обитателям. Казалось, наследие Эдуарда III определено: пока Англия купалась в лучах славы, Франция лежала в руинах, территориально расчлененная и на поколения вперед разоренная выкупом за Иоанна. Несомненно, это была высшая точка истории Плантагенетов. Что поражает до глубины души, так это скорость, с какой повернулось колесо фортуны, и век славы рассыпался в прах.
Часть VII
Эпоха революции
(1360–1399)
О Господи, что за странная и ненадежная земля!
Ричард II (по свидетельству Адама из Аска)
Дела семейные
13 ноября 1362 года Эдуард III отметил свой 50-й день рождения. На склоне лет он мог гордиться собственными достижениями. Он был феноменально богатым, могущественным, прославленным королем, слепившим Англию по своему образу и подобию: визуально, юридически, культурно и в военном отношении. И если он приближался к своему закату – ожидаемая продолжительность жизни для королей Плантагенетов составляла около 60 лет, – то и это делал со вкусом.
Король и королева Филиппа жили в блеске и роскоши. Обогатившись за счет крупных вознаграждений и огромных выкупов, полученных за пленных французов, Эдуард вел поистине королевскую жизнь. В 1360 году дворы короля и королевы слились воедино: подразумевалось, что после заключения мира в Бретиньи двор короля больше не будет скитаться по временным лагерям на континенте. На турниры и драгоценности, на соколов и собак, на красивую одежду тратились тысячи фунтов: королевская чета жила на широкую ногу. Впереди был 40-й юбилей воцарения Эдуарда, и королевский двор провел первый длительный период мира в бесконечных пирах и вечеринках.
Большая доля огромного королевского богатства пошла на модернизацию резиденций короля. Его визитной карточкой стал Виндзорский дворец. Под руководством нового талантливого министра Уильяма Уайкхема, выходца из простой семьи, король вложил в реконструкцию дворца огромные деньги (в середине 1360-х годов он потратил на него 8500 фунтов) и превратил Виндзор в памятник своей воинственной монархии и куртуазной любви. Старые здания снесли, а на их месте построили новые, просторные королевские залы, покои и часовни. Великолепные помещения соединялись между собой арочными галереями и мраморными аркадами. (Для одной только королевы Филиппы строились четыре комнаты: одна для сна, другая – для молитвы, третья – зеркальная и четвертая для танцев.) И это была лишь одна из королевских резиденций; король и королева жили там, когда не отдыхали в каком-нибудь из роскошных дворцов или охотничьих замков, разбросанных по долине Темзы и парку Нью-Форест.
Но и в 50 лет Эдуард не превратился в законченного эгоиста. Его мысли занимали думы о подданных и о том, как они относятся к его царствованию. Публичные празднования юбилея короля в основном проходили в парламенте, большую часть мест в котором занимали рыцари, представители городов и простые граждане, и проходили они в духе безграничной королевской щедрости. Собравшись в октябре, парламент выслушал множество петиций и постарался ответить на максимальное количество жалоб и предложений. Король наконец-то одобрил Статут о снабжении, значительно ограничивший разорительную практику военных реквизиций, а также принудительные закупки провизии и товаров для короля, королевы и наследника. Поставщики королевского двора теперь именовались «закупщиками» и действовали, подчиняясь строгому своду правил. Конечно, Эдуарду было проще одобрить такой закон в мирное, а не в военное время, но сам этот факт подтверждает, что король понимал, каким лишениям подвергаются его подданные.
Были и другие знаменательные свершения. В век Эдуарда сам строй жизни в королевстве претерпел существенные изменения. Государственный язык постепенно менялся с французского на английский. Туземное наречие, которое некогда считалось грубым варварским диалектом, не подходящим для благородных бесед и общения должностных лиц, становилось общеупотребительным. Сам король говорил по-английски, и все аристократы того времени понимали этот язык. Странствующие менестрели исполняли в благородных собраниях новомодные английские баллады о Робине Гуде на родном языке. Подающие надежды профессора вроде Джона Уиклифа, которым в начале 1360-х годов восхищались коллеги по Оксфордскому университету, займутся переводом Библии на английский язык. Забрезжил век первых великих поэтов, творивших на английском – Джеффри Чосера, Уильяма Ленгленда, Джона Гауэра, а также неизвестного автора поэм «Жемчужина» и «Сэр Гавейн». Шагая в ногу со временем, в парламенте, созванном к его 50-му дню рождения, Эдуард возвестил новый век английского языка. Статут о прениях официально изменил язык обращений к парламенту и выступлений в королевском суде с французского на английский. (Записи по-прежнему велись на латыни.) Это был еще один популистский статут, принятый, как гласит документ, чтобы исправить ситуацию, когда «люди, которых привлекают… к королевскому суду… не имеют достаточных знаний, чтобы понимать, что сказано в их обвинение или оправдание приставами (адвокатами) и другими участниками прений».
