– Я надеялся и молился, что у тебя хватит благоразумия вести себя в плену достойно, но, видимо, дьявол знает, где вера тонка, и рвет именно там, – громко сказал он и бросил красноречивый взгляд на мой живот. Услышали все. Десятки глаз остановились на мне и на моем животе.
– Джо! – окрикнула его Рейчел. – Мы на святой земле, не стоит…
– Не стоит что? Шельмовать блудницу? Для этого священная земля как раз подойдет.
– Катись к дьяволу, – ответила ему я, осмелев от того, что Гэбриэл стоял рядом и обнимал меня рукой. – Да, то, что слышал. Там тебе самое место. Ты, поднявший руку на своего ребенка. Ты, чуть не убивший меня в том лесу! Не Стаффорды сделали это, а ты! Ты бил меня до тех пор, пока не превратил меня в калеку!
Я обвела глазами присутствующих, ожидая шквала негодования. Но его не последовало. Все глаза по-прежнему смотрели на меня с немым осуждением.
– Вы слышите?! Это чистая правда, и он не сможет отрицать ее здесь, на священной земле! На священной земле мы говорим только правду! И я клянусь Богом, что это мой отец поднял на меня руку в том лесу!
– Это правда? – повернулась к моему отцу Рейчел.
– Серьезно? – выдохнул Сет, еще не слыхавший от меня моей версии.
– Я лишь пытался отбить тебя у дьявола, Кристи, – ответил мой отец.
Его брат Шон подошел к нему и положил руку на его плечо. То же самое сделал Пэдди. Ропот голосов взвился над толпой, и я едва устояла на ногах, когда поняла, о чем они говорят.
Все эти люди были на стороне моего отца. И они видели мир иначе, нежели я. Они верили, что кровь может смыть грех и нет такого наказания, которое не пошло бы на пользу блуднице. Эти люди превозносили «отца веры» Авраама, который готов был убить своего ребенка по первому требованию божества. Они восхищались жертвой Бога, который позволил разъяренной толпе убить своего сына.
Только Рейчел смотрела не на меня, а на моего отца, словно не могла поверить услышанному. И еще мои братья Сет и Майкл – их словно к земле пригвоздило, руки сами собой сжались в кулаки, а глаза мрачно вперились в моего отца.
– Иди с Богом, Кристи, – усмехнулся мой отец. – И… надеюсь, из этого гнойника в твоем животе все же выйдет дитя, а не трехглазый щенок.
– Сукин сын, – все, что смогла вымолвить я, задыхаясь от слез.
– Она родит ребенка, Джо, не сомневайся, – сказал Гэбриэл. – Красивого, здорового ребенка, который украсит собой этот мир.
– Стаффордское отродье украсит собой этот мир? – расхохотался мой отец. – Уж скорее это сделает личинка мухи.
– Причем здесь Стаффорды? – вскинул бровь Гэбриэл. – Этот ребенок – мой.
Я открыла от изумления рот, едва веря тому, что он пытался для меня сделать.
– Не морочь мне голову, Харт, – проговорил отец. – Моя дочь сбегает к Стаффордам, якшается с ними, а ребенок внезапно будет твой? С чего ты решил, что он твой? Ты хоть пальцем ее тронул?
«Еще как тронул, только вот беда, это не твое собачье дело», – невольно подумала я, багровея от гнева и чувствуя, как вскипает в венах кровь.
Харт только рассмеялся в ответ на реплику отца, глядя на него с хладнокровным предупреждением. Как змей смотрит на того, кого в любую секунду готов придушить. Потом ответил, и в его голосе снова зазвучал резкий шотландский акцент:
– В мире так много вещей, для которых можно использовать свой язык, Джо. Молиться, проповедовать, восхвалять Господа, утешать страждущих, ублажать любимую женщину, наконец. Неужели ты не нашел ему лучшего применения, нежели чем поливать грязью свою родную дочь?
На этих словах моя тетка Шинейд резко вдохнула и испуганно возвела глаза к небу, словно услышала невообразимую непристойность. Все присутствующие на похоронах умолкли, едва веря тому, как Гэбриэл Харт позволил себе говорить с самим Джо МакАлистером. У многих сами собой открылись рты, словно они смотрели на смертельный трюк.
– И раз уж я получил минуту безраздельного внимания, – продолжал Гэбриэл с едкой усмешкой. – Вы все не там ищете врага. Кристи не вступала со Стаффордами в сговор, не плела интриги и не предавала семью. Единственные ее провинности: иной взгляд на религию и желание примирить враждующие кланы, – и за них она уже и так дорого заплатила.
Гэбриэл сжал мою руку, и меня снова переполнила огромная, невыразимая нежность к нему.
– Она сумела околдовать и тебя, Гэбриэл, так? – усмехнулся мой отец. – Чем же? Своей плотью? Своими оленьими очами? Да она использует тебя, лишь бы выжить. Загляни в ее глаза в сумерках – и ты увидишь там чертей. Прислушайся к ее голосу – и ты услышишь шипение аспида.
Я почувствовала, как каменеют все мои мышцы, как лицо заливает жар, как внутри начинает бурлить гнев, тягучий и горький. Гэбриэл прижал меня к себе, а иначе бы я кинулась в бой. Прямо здесь, у еще не зарытой могилы…
– Идем, – шепнул он мне, отступая и увлекая меня за собой. – Идем отсюда.
– Кристи! – Агнес бросилась ко мне через толпу. Никто не успел удержать ее. Она подбежала ко мне и обняла.
Моя малышка, ей было всего десять, но сколько же храбрости было в ее сердце. Быстро, я и слова сказать не успела, она сняла с себя распятие на цепочке и надела его мне на шею.
– Я знаю, что внутри тебя свет! И малыша твоего берегут ангелы! Я с тобой!
Я сжала распятие в кулаке, едва не плача. Хотела вернуть его Агнес, но внезапно все воззрились на меня так пристально, словно я могла сгореть от одного прикосновения к кресту.
– Оставь его, – шепнул мне Гэбриэл, словно читая мои мысли.
Он потрепал Агнес по щечке, обнял ее на прощение и увел меня с кладбища. Мои ноги едва держали меня. Казалось, я вот-вот потеряю сознание. Очень хотелось просто вернуться домой, забраться с постель, обнять Гэбриэла и забыть обо всем, что сказал мне отец перед толпой людей. О том, какому унижению он подверг меня. О том, как никто из членов клана не встал на мою защиту, словно я сама виновата во всем, что со мной произошло…
Судьба приготовила мне еще один маленький удар, когда Гэбриэл сказал мне, что не может вернуться домой вместе со мной. У него возникли какие-то неотложные дела, и он был вынужден остаться в Дублине на несколько дней. Я страшно нуждалась в нем, но была слишком горда, чтобы умолять его ехать домой со мной.
Мы с Сетом вернулись на остров, и я провела остаток дня в своей комнате, пытаясь самостоятельно справиться с шоком. Анджи принесла мне ужин, но я не смогла съесть ни куска. Хотелось просто спрятаться под одеялом, закрыть глаза и забыть обо всем. Вернулись сильная головная боль и головокружение. Я даже позвонила своему врачу, потому что не знала, что делать. Мне не хотелось пить обезболивающее, чтобы не вредить ребенку, но терпеть боль не было сил. Он посоветовал мне принять ванну, успокоительное на травах и поговорить с близким человеком.
Сет и Анджи и так тряслись надо мной весь вечер, я решила не беспокоить их лишний раз. Плакаться Гэбриэлу в трубку о том, как мне паршиво, не позволяла гордость. Поэтому я набрала в ванну теплой воды, выпила валерьянку и, положив ладонь на живот, обратилась к своему ребенку.
