– Идиот! – взревел Тайлер, поднимаясь на ноги. – Он убьет ее, ты что, не видишь? Ее нельзя отпускать с этим блаженным!
Я бы никогда не поверила тому, что случилось потом, если бы не увидела своими глазами: Дэмиен наставил на Тайлера оружие – то самое, которое выхватил у него пару секунд назад.
– Стой на месте, Тайлер, – сказал он брату. – Просто стой на месте.
Потом Дэмиен повернулся к моему отцу. Бешеное пламя в его глазах потухло, дыхание успокоилось. Он больше не смотрел на меня, только на отца. Словно пьяный, словно в дурмане, он произнес ледяным, безжизненным тоном:
– Забирай ее. Я хочу знать всё о Дженнифер.
* * *
Повинуясь приказу отца, я вышла на крыльцо, и меня тут же взял под руку его человек. Высокий, бессловесный, закутанный во все черное, как смерть, – он повел меня по дубовой аллее к воротам, сразу за которыми меня ждала машина отца. Уже давно стемнело. Луна плясала на оголенных ветвях деревьев, призрачное лунное сияние освещало мне путь. Меня знобило, но вряд ли от холода. Скорее от осознания того, что иллюзия, в которой я жила так долго, наконец растаяла, развеялась как дым. И еще от предчувствия неминуемой беды, нависшей надо мной.
Беды или даже смерти.
Отец абсолютно не контролировал себя – это было очевидно всем в комнате, и Дэмиену тоже. Но он не уберег меня. Даже после всего, что между нами произошло, он, не думая, швырнул меня отцу. Обменял на последние слова Дженнифер. Одни ее слова для него дороже, чем вся моя жизнь.
Водитель отца молча распахнул передо мной дверь машины. Его лицо было незнакомым: я не припоминала, чтобы видела его раньше.
В салоне оказалось холодно и пахло сигаретным дымом. Я закрыла глаза и нарисовала в воображении умиротворенный летний лес, пронизанный насквозь лучами… Мою семью, ужинающую в саду на закате… Последнее Рождество, когда весь дом был увешан гирляндами и пропах выпечкой… Вечер в компании Харта, волшебные звуки фортепиано и вкус вина на языке… Дэмиен, сжавший мою руку и умоляющий меня остаться, иначе ему не жить… То, как он ласкал меня, повторяя имя своей жены…
Я открыла глаза и резко села прямо. Нащупала в кармане упаковку с таблеткой, вынула ее и вскрыла блистер. Положила таблетку на ладонь: она была похожа на маленькую жемчужину, отливающую смертельной белизной.
Какой же дурой нужно быть, чтобы воображать, будто бы примирение возможно. Будто бы вечер мог закончиться спокойным разговором. Или что Дэмиен мог бы сражаться за меня, как сражался за Дженнифер. Что он мог бы спасти меня сегодня – как я спасла его прошлой ночью. Нужно быть такой дурой, как Кристи МакАлистер. Наивной и мечтательной, смешной и нелепой, влюбленной по уши идиоткой. Права была Рейчел, заметив однажды, что когда яблока оказалось недостаточно, дьявол придумал любовь!
В душу хлынули отчаяние и злость. На себя, на отца, Дэмиена и на всех, кто подбрасывал дрова в костер этой войны. Я положила таблетку на язык: она была сладкой. Рот наполнился слюной, и я проглотила ее. Вот и все.
Мотор пришел в движение, и я увидела моего отца, быстро шагавшего к машине. Он резко распахнул дверь и сел со мной рядом, на заднее сиденье. Машина тут же тронулась с места и помчала вперед сквозь мглу ночи.
– Ты все рассказал им? – спросила я.
– Естественно. Ведь это то, чего хотели твои друзья.
– Они не мои друзья.
Отец только хмыкнул, медленно обращая ко мне лицо.
– Ты правда хочешь убедить меня, что ты жертва Стаффордов, при этом будучи одета как регентша и разговаривая со мной командным тоном? Ты правда считаешь меня за идиота? Да я бы скорее принял тебя за хозяйку дома, чем за похищенную, затравленную овечку! Ты вступила в сговор с этими псами…
– Нет!
– Ты вынудила меня рисковать жизнью, лишь бы дать обожаемому Дэмиену то, что он хочет! Хотя и дурак бы понял, что никто тебя там не держал!
– Да, я хотела, чтобы ты приехал, но не для того, чтобы подставить тебя, а для того, чтобы ты и Стаффорды наконец поговорили! Как люди!
– Не лги мне! – Отец размахнулся и снова ударил меня по лицу.
Я вжалась в угол салона. Гнев затмил рассудок. Пальцы сами собой сжались в кулаки.
– Ты спала только с ним или со всеми? Как ты добилась к себе такого отношения, отвечай! Молчишь? Я же все равно узнаю, с кем ты там путалась.
– Да, папочка, я спала с каждым из них, – бросила ему в лицо я, чувствуя прилив ужасной злости. – Кристи МакАлистер, твоя кровь и плоть, стала шлюхой для Стаффордов.
Он приказал водителю остановить машину, потом выволок меня наружу за волосы.
– Повтори? – взревел он.
– Ты все слышал, – прохрипела я, дурея от боли.
– Бог видит, я пытался сделать из тебя человека, Кристи, но змея внутри тебя победила. Видит Бог, я был терпелив, но любому терпению есть предел!
Он шагнул ко мне и влепил еще одну пощечину, такую тяжелую, словно меня ударили доской. Я не смогла устоять и упала на землю, ноги подкосились, перед глазами разлился сумрак.
– Встань, – приказал отец. – Прекрати валяться на земле, как подстилка. Встань на ноги, как МакАлистер.
Я поднялась, хотя это оказалось непростой задачей. Все тело словно одеревенело, словно перестало быть моим. Хотелось разрыдаться. Но я выпрямила спину и храбро посмотрела отцу в глаза.
– Когда собака виновата, она опускает взгляд, – проговорил мой отец, наступая. – Змея же будет смотреть тебе прямо в глаза. Ты сама вынудила меня. Ты – аспид, который вонзает ядовитые зубы в руку того, кто кормил и растил его…
– Неправда! – выкрикнула я. – Я только хотела остановить войну!
Отец размахнулся и ударил меня снова. Я упала ничком в месиво травы и мелких веток. Сучья оцарапали лицо. Он склонился надо мной, перевернул на спину и впечатал в мое лицо сжатый кулак.
«Папа, скажи Рейчел, что я люблю ее», – хотела прокричать я, но изо рта выходил только воздух. В голове пульсировала невыносимая боль, которая была сильнее любой боли, что может вынести человек.
– Надеюсь, этот урок ты усвоишь, Кристи. Видит Бог, что больше не осталось иных способов изгнать из тебя порок…
Сквозь всполохи гаснущего сознания до меня наконец дошло, что он избивает меня и не намерен останавливаться. Безжалостно и страшно, как закоренелый маньяк. Что все, что он хотел сделать со Стаффордами, но не смог, он сейчас сделает со мной. Нос хрустнул, глаза заплыли и перестали видеть. Мои руки, ладони, пальцы, которыми я пыталась прикрыть голову, превратились в месиво под подошвами его ботинок. Рот наполнился кровью и рвотой…
В ту секунду мне захотелось стать ангелом возмездия, который копьем безжалостно пронзает виновных. Чьи крылья шире неба и чернее самой черной ночи. Чьи глаза мечут молнии, а руки не знают жалости. Кто улыбается, когда его копье настигает жертву, и смеется, когда она падает замертво. Я бы уничтожила своего отца, я бы сделала это…
