– Сейчас, секунду, мой хороший, – пробормотал Даниэль, на память вбивая в “Минитель” имя шляпного мастера. На экране высветились адрес и телефон.
– Добрый день! – непринужденным голосом произнес Даниэль. – Меня зовут месье Лавальер, я ваш клиент. Я не помню, сообщал я вам, что у меня изменился адрес или нет?
– Я не в курсе, – ответил ему женский голос. – Подождите, пожалуйста, не вешайте трубку, я сейчас проверю.
Прошла бесконечно долгая минута, за которую Даниэль почти опустошил стакан гранатового сока, оставленный Жеромом на столе. Он начал развязывать узел галстука, когда тот же женский голос в трубке сказал:
– Алло? Как вы сказали: Лавальер? Бернар Лавальер?
У Даниэля закружилась голова.
– Да, – непослушными губами чуть слышно выговорил он. – Какой адрес у вас записан?
– Улица Пасси, дом шестнадцать. Шестнадцатый округ.
Даниэль положил трубку и выдохнул:
– Есть!
И без сил упал в кресло.
– Начинается! – заверещал Жером, усаживаясь на ковер в метре от телевизора. Даниэль включил звук. Из глубины экрана на зрителя через лиловую пустыню надвигался “Понтиак” Дэвида Хассельхоффа. Полилась электронная музыка, и голос за кадром сказал: “Подвиги Одинокого Рыцаря в море опасностей. Современный герой, последняя надежда невинных жертв жестокого и безжалостного мира”. Титры шли на фоне кадров, показывающих черную машину, совершающую головокружительные виражи. Музыка звучала все громче и агрессивнее; Жером сидел, подавшись к экрану, и покачивал головой в такт аккордам. Трюки “Китта
[19]” впечатлили и Даниэля, который тоже принялся качать головой. Нет, противостоять Одинокому Рыцарю не сможет никто. Теперь он в этом не сомневался.
В следующую субботу Одинокий Рыцарь отправился в столицу, правда, не за рулем черного болида, а в более скромной “Ауди-600”. Он припарковался на улице Пасси напротив дома номер шестнадцать и вскоре увидел мужчину в темном пальто и черной шляпе. Даниэль пошел за ним; тот остановился возле газетного киоска и купил “Либерасьон”. На пешеходном переходе, пока горел красный свет, Даниэль оказался в нескольких сантиметрах от фетровой шляпы. Он был готов отдать руку на отсечение, что это его шляпа, он узнал ее сразу. Ему хотелось сорвать шляпу с головы мужчины и убежать, но ноги, словно налитые свинцом, не желали двигаться; руки охватила дрожь. Когда Бернар Лавальер пошел по переходу, Бернар от волнения не мог сделать ни шагу и просто смотрел, как тот удаляется к шестнадцатому дому по улице Пасси.
Но сегодня вечером он поборол свою трусость. Он сделал это. Он вернул себе шляпу Миттерана. Прижавшись спиной к двери черного хода, Даниэль глубоко вздохнул, надел шляпу на голову и закрыл глаза. Он преодолел все препятствия. Подобно сказочному герою, рыщущему по бесчисленным царствам и государствам в поисках золотого яблока или волшебного камня, дарующего силу и славу, он тоже, испытав как минимум, небывалый душевный подъем, бросил вызов судьбе – и победил.
Он держал руку над водой. Опустив палец в чистую синь Адриатики, он смотрел, как по водной глади за ним побежала длинная полоска. Черная лодка нырнула под один из четырехсот двацати городских мостов, ненадолго погрузив Даниэля, Веронику и Жерома в темноту, и снова выплыла на солнечный свет. Мысль снова, через десять лет после свадебного путешествия, съездить в Венецию пришла ему на ум, пока он занимался поисками шляпы. “Если найду ее, поедем в Венецию, – пообещал себе Даниэль. – У всей этой невероятной истории должен быть достойный эпилог”. Он решил, что они поселятся в том же самом отеле, выходящем на Старую Таможню. Правда, теперь они приехали с Жеромом, на которого посещение темницы в замке дожей с решетками толщиной в руку произвело неизгладимое впечатление. Это была их вторая после приезда прогулка в гондоле – приходилось сдерживать свои желания, потому что стоило это удовольствие целое состояние. Даниэль в шляпе на голове сошел на берег первым и протянул руку Веронике; Жером просто выпрыгнул из лодки. Они хотели пойти в кафе “Флориан” на площади Сан-Марко. Поднялись по calle Валларессо, прошли под арками музея Коррера, куда Вероника пожелала непременно заглянуть, чтобы посмотреть на знаменитое полотно Карпаччо “Две венецианки”. Заодно родители объяснили Жерому, что да, художника звали так же, как называется блюдо из сырого мяса, которое папа часто заказывает в пиццерии. Жером тут же спросил, не в честь ли художника оно названо, и Даниэль подтвердил: совершенно верно, в местной пиццерии Карпаччо хорошо знали и знали его вкусы.
На площади они оказались уже не в первый раз за этот день – в Венеции все дороги неизменно ведут сюда, в сердце города на сваях, заставляя вновь и вновь восхищаться стаями голубей и игрой света и тени. Они шагали к “Флориану”, когда Вероника пихнула Даниэля локтем в бок.
“Смотри, кто там!” – взволнованно прошептала она. По площади шел Франсуа Миттеран. Не один, а с женщиной, за спиной которой шагала совсем юная девушка с длинными темными волосами. Президент был в пальто и красном шарфе, но без шляпы. Голуби разлетались перед ним в разные стороны. Даниэль замер. Впрочем, не только он – многие заметили президента. Какой-то мужчина улыбнулся ему, и глава государства в ответ коротко кивнул головой. Вскоре он покинул освещенную зону и направился к Прокурациям. “Он здесь! – ахнула Вероника. – Там же, где мы!” Даниэль поднес руку к шляпе и погладил поля. Президент и его шляпа прошли в нескольких метрах друг от друга. Эта тревожная мысль не отпускала Даниэля все то время, что они провели на террасе “Флориана”, попивая кока-колу.
Нелепость какая. Неужели у Франсуа Миттерана недостаточно средств, чтобы купить себе другую черную шляпу? Да наверняка у него целая куча шляп! Можно только догадываться, сколько из них он потерял или просто износил и выбросил! Между тем в фигуре человека, представляющего в мире Францию, явно чего-то не хватало. Даниэль задумался. А что, если, лишив президента шляпы, он совершил поступок не только эгоистический, но и в некотором смысле кощунственный? Повел себя примерно как те туристы, что отколупывают на память по кусочку от храма Луксора или Акрополя только ради того, чтобы потом положить на полке у себя в гостиной? Они безнаказанно крадут священные реликвии, на которые не имеют никаких прав и которые им не принадлежат. Впервые в жизни на Даниэля накатило трудновыразимое и крайне неприятное чувство, какое охватывает человека, нечаянно сломавшего дорогую для себя вещь.
Днем они посетили Боволо – этим словом, по-итальянски означающим “улитка”, названа ажурная лестница дворца Контарини. Шедевр Кватроченто – витая шестиэтажная лестница – как бы впечатана в башню, украшенную арками и тонкими колоннами. С верхней площадки, где гуляет ветер, открывается вид на крыши Венеции.
– Помнишь? – спросил Даниэль, пока они поднимались по лестнице.
– Лошадка… – улыбнулась Вероника.
Десять лет назад, перед тем как подняться на Боволо, они побывали на острове Мурано. И мастер-стеклодув прямо у них на глазах выдул и подарил им маленькую лошадку, которую Даниэль в тот же день спрятал на лестнице. “Улитку” венчает круглая кровля из балок, до которых можно дотянуться, если встать на цыпочки. Даниэль сунул руку за балку, и его пальцы нащупали монету, затем еще одну, затем брелок, затем брошку, затем еще несколько монет самых разных стран. У влюбленных венецианцев, и не только венецианцев, есть обычай – поднимаясь на Боволо, достать то, что лежит у тебя в кармане, и положить на балку. У Даниэля в кармане оказалась стеклянная лошадка…
