Лично Вэлери, пожалуй, предпочла бы темнокожего, но она считала стратегически важным сделать правильный выбор. Эверли ведь не только белый, он – уроженец Юга, и его семья жила в этом штате с времен Гражданской войны. Многочисленная семья, все члены которой были яростными борцами за экологию. Эверли был почетным членом многочисленных организаций по охране природы и адвокатом, работавшим в солидной фирме. Лучшего варианта Вэлери и представить не могла.
Уилсон Эверли, выглядевший столь же безукоризненно, как и его репутация, встретил ее в коридоре фирмы и провел в свой кабинет. В майским день Эверли надел легкий жемчужно-серый костюм и накрахмаленную белую рубашку с воротником на косточках; никаких пуговиц! Его узкий галстук, яблочно-зеленый с фиолетовыми полосками, был единственным намеком, что он не только благопристойный джентльмен с юга. Мы прячемся у всех на виду, часто говорил Том, тоже южанин, о таких мужчинах, как он сам и Эверли, от которых ожидалось, что они станут стереотипными консервативными христианами, соблюдающими все традиции Юга. Эллен, в свою очередь, сказала бы – хорошо, когда тебя принимают за кого-то положительного, потому что, когда ее, эмигрантку с Гаити, считали афроамериканкой (и считали часто), ничего хорошего за этим не следовало.
– Садитесь, пожалуйста, – сказал Эверли. – Могу я вам что-то предложить? Чаю со льдом? Воды?
Его акцент звучал в точности так, как акцент бесчисленных плантаторов из далекого прошлого, который у множества темнокожих ассоциировался с угнетением и жестокостью, пусть даже на подсознательном уровне.
Вэлери вспомнила, как она волновалась, переезжая из Мичигана на юг, хотя ей очень хотелось преподавать в колледже и жить в штате, где снег – редкое удовольствие. Разум говорил ей, что на юге очень много белых людей, которые не размахивают флагом Конфедерации и даже стыдятся своего прошлого. Но подсознательно она ожидала, что каждый белый человек будет пытаться унизить ее, едва ему представится возможность. Она сказала об этом Тому в их первую встречу, после собрания молодых преподавателей, и ожидала, что он станет оправдывать себя, свой штат и жителей юга, как другие белые. Ожидала, что он скажет: «Ты слишком утрируешь. Расизм навсегда остался в прошлом». Но он очень искренне ответил: «Мне жаль. Все это ужасно. Я восхищаюсь тобой за то, что ты решилась сюда приехать». Потом он рассказал ей, что высоко ценит У.Э.Б. Дюбуа, и они сменили тему разговора.
– Я хочу узнать обо всем, что произошло с вами и этим прекрасным деревом, – сказал Эверли.
– Спасибо за понимание. Только оно уже не прекрасное. Как я вам рассказала по телефону, его корневая система разрушена. Дерево умирает.
– И виновато в этом строительство дома, – Эверли проверил свои записи, – позади вашего.
– Да, но, если говорить точнее, тот факт, что дом, бассейн и патио занимают слишком много места. Я смотрела разрешение на строительство: застройщик не получил отказ, хотя дерево такого размера находится менее чем в семидесяти пяти футах от места постройки. И я хочу выяснить, в чем дело: то ли инспектор выдал разрешение, не посетив участок, то ли выписал его, несмотря на наличие дерева.
Эверли кивнул.
– Возможна и та, и другая причина. Мне приходилось сталкиваться с обеими.
– Застройщик знал, какой разрушительный эффект это произведет – раньше при постройке домов они принимали каждое дерево во внимание. Абсолютно каждое дерево. Поэтому ни одно из них не погибло, и никто из жильцов не обращался к компании с жалобой. А этим важны только деньги. У Лаверны Майклс, которая жила на этом участке с шестьдесят первого года, росли два старых кизиловых дерева, и все приходили каждую весну на них смотреть. И знаете, что там теперь? Самшит! Самшит… как в диснеевских мультиках! От него же нет никакой тени!
– Нет, – Эверли кивнул, как обычно кивают более пожилые мужчины. – Никакой тени нет. Значит, вы считаете, что владелец дома был осведомлен, что такое строительство здесь запрещено. И почему вы так решили?
– Он сам сказал, – она вспомнила разговор с Брэдом Уитманом в день знакомства, когда рабочие пришли устанавливать забор. – Он сказал, у него есть знакомый, который занимается такими вопросами, и подмигнул. На правила им наплевать. Им безразлично, как повлияют их поступки на окружающую среду. Правила существуют для неудачников, трусов и нищих!
– Я понимаю, как вы расстроены, мисс Алстон-Холт. Но я считаю, правильнее сейчас сосредоточиться на плане действий, а не наших эмоциях. Поймите меня правильно, я полностью разделяю вашу точку зрения. Но я давно понял, что чем меньше внимания уделяю эмоциям, тем эффективнее работаю и лучше сплю.
– Я не могу хорошо спать, зная, что рано или поздно в мой сад придут рабочие с пилами, чтобы… – голос Вэлери стал хриплым, она немного помолчала, чтобы справиться с собой, напомнить себе – надо оставаться сосредоточенной, бороться не за возмездие, а за справедливость. Она верила в справедливость. Одной справедливости было бы достаточно.
– Удаление дерева, – добавила она, – обойдется мне в несколько тысяч долларов. Это очень некстати, потому что осенью мой сын идет в колледж, и хотя он будет получать частичную стипендию, ее все равно недостаточно, чтобы покрыть все расходы. Кое-что у меня есть, – она в тысячный раз пожалела, что Том не успел застраховать свою жизнь (они оба собирались это сделать, но руки так и не дошли). – Но дело даже не в этом. Почему я вообще должна платить? Расходы должна понести не я.
– Понимаю, – сказал Эверли. – Это может стоить пять, семь тысяч, в зависимости от того, понадобится ли подъемный кран, и так далее. И кроме того, придется приводить в порядок ваш участок после того, как уберут пень и выкорчуют корни.
Вэлери вздрогнула.
– Господи, мне даже слышать об этом противно.
– Надеюсь, вам не нужно объяснять, что удаление дерева такого размера влияет на всю экосистему поблизости. Следовательно, понадобятся расходы и на ее восстановление.
– Да, – ответила Вэлери. – Мой задний двор придется восстанавливать. Это… я… – она прокашлялась, вытерла глаза. – Простите. Я не могу взять себя в руки.
– Мы это обсудим, – сказал Эверли. – Моральный ущерб, который нанесла и еще нанесет эта ситуация.
– Вы же сказали, что я должна сбросить эмоции со счетов.
– Да, я так и сказал. И вы не должны обращать на них внимания, принимая решения и планируя действия. Но не стоит отрицать тот факт, что вы подвергаетесь стрессу. Думаю, этот пункт мы также должны включить в запрос на возмещение ущерба. Нужно дать этим людям на своей шкуре почувствовать последствия их действий. Во имя справедливости и во избежание подобных эксцессов в дальнейшем. Я намерен начать иск о возмещении убытков с пятисот тысяч долларов, а там как пойдет.
Вэлери моргнула, потом еще раз. Подалась вперед.
– Простите, я правильно вас поняла? Пятьсот тысяч долларов? – Если бы сумму назначала сама Вэлери, она назвала бы десять тысяч. Максимум пятнадцать.
