– Проходи, дорогая, я покажу тебе нашу квартиру.
Кристер, подхватив мои сумки, исчез в другом направлении. Я проследовала за его матерью. Вначале я застеснялась, не зная, как вести себя в ответ на ее безудержную сердечность. Обстановка была совсем не такая, как в доме моего детства, и эти огромные различия заставили меня почувствовать их превосходство. Мне хватило уже одного вида антикварной мебели. Просторные комнаты, обшитые стеновыми панелями, потолки окантованы лепниной. Да и сама Лиллиан – в нарядном платье, в ушах – массивные золотые серьги, губы накрашены помадой персикового цвета, волосы аккуратно уложены. Она была в туфлях на каблуках, и я в одних носках выглядела рядом с ней простушкой. К своему ужасу, я еще обнаружила в носке дырку.
– Эту картину я выиграла в лотерее Художественного общества на прошлой неделе. Она восхитительна, не правда ли? Очень изысканна. Я не знаю, рассказывал ли тебе Кристер: я занимаю должность заместителя председателя Общества изобразительных искусств и в этом качестве часто знакомлюсь с новыми, оригинальными дарованиями в самом начале их творческого пути.
Наконец появился Кристер. Мне хотелось, чтобы он взял меня за руку, но он этого не сделал. Много позже я осознала, что он много чего избегал в присутствии матери.
Лиллиан хлопнула в ладоши:
– И раз уж речь зашла о новых дарованиях, лучшее я припасла на конец. Любимый, не пора ли нам показать твои картины?
Этот характерный тон. Тогда я заметила его впервые. Помню свою реакцию, но, твердо решив, что все прекрасно, я тут же отогнала от себя мимолетно возникшую неприязнь.
Не дожидаясь ответа, Лиллиан прошла вперед, и мы последовали за ней.
– Ты увидишь, Будиль, насколько Кристер талантлив. Он невероятно вырос в последнее время, думаю, благодаря тебе.
Комплимент порадовал меня, и я попыталась найти ему подтверждение в глазах Кристера. Но он отвел взгляд, и мы проследовали дальше по коридору, вдоль стен которого по обе стороны возвышались встроенные шкафы. Остановившись, Лилиан жестом пригласила пройти вперед. Соседняя комната была переоборудована под художественную мастерскую: краски, баночки, тюбики и кисточки загромождали полки и столы. Вдоль стен стояло множество картин, а в центре располагались три мольберта с живописными работами. Я быстро окинула их взглядом и, не найдя того, что ожидала, вернулась к первой картине, чтобы изучить ее подробнее. Полотно было полностью закрашено красным цветом, который в одном углу переходил в розовый. Вторая картина – похожа на первую, только в синих оттенках. На третьем мольберте стояла картина со сложным орнаментом в клетку в черных и белых тонах и огненно-оранжевой звездой посередине. Я восстанавливала в памяти произведения искусства, которые Кристер описывал во время наших разговоров. Мотивы, фактуру, скрупулезно подобранное сочетание полутонов. И названия, такие как «Зеркало жизни», «Все уровни печали», «Гармония холода». Как он играл со светом, чтобы создать иллюзию глубины и выделить детали. Я вживалась в замыслы Кристера, по-настоящему стараясь понять и проследить ход его мыслей при создании художественных образов.
Разочаровалась ли я в его живописи? Нет, скорее, очень удивилась. В то же время я знала, какого внимания она была удостоена, и неспособность понять это величие лишь усугубляла мое чувство неполноценности.
Я понимала, что должна высказаться, но никак не могла подобрать слова. Мне так хотелось показаться компетентной, использовать термины и понятия, которые позволили бы ощутить себя на равных с Кристером и его просвещенной матерью. Мне хотелось, чтобы меня приняли и впустили в свой круг.
Стоя посреди комнаты, Лиллиан наблюдала за мной, ее лицо было исполнено ожиданий:
– Ну как? Что ты думаешь? Правда, прелесть?
– Да, действительно.
Обернувшись, я улыбнулась Кристеру. Он стоял, скрестив руки на груди и опершись о дверной косяк. Выражение его лица я уже понимала. Черная вспышка во взгляде с быстротой молнии находила протоптанную дорожку к глубинам моей души.
Эффект не заставил себя долго ждать.
Он был столь же жутким, как и узнаваемым.
– Пока вы смотрите остальные работы, мне еще нужно кое-что закончить на кухне.
Лиллиан ушла, оставив меня одну. Кристер стоял неподвижно, с застывшим выражением лица. Подойдя к стене, я начала с энтузиазмом перебирать картины.
– Вот эта прекрасна, правда. А та! Невероятно красивые цвета. Красный оттенок напоминает мне кровь. А вот эта, она совершенно…
– Перестань.
– Что?
– Не надо притворяться.
С этими словами он вышел. Догнав, я схватила его за плечо, но он раздраженно стряхнул мою руку. В коридоре было слышно, как Лиллиан хлопочет на кухне, и я до смерти боялась, что она заподозрит неладное. Кристер удалился в свою комнату. Я вошла за ним следом, осторожно притворив за собой дверь. Он улегся на кровать. Заложил руки за голову и уставился в потолок. Во мне теснилась пестрая гамма чувств, самым сильным из которых было желание, чтобы меня простили.
– Прошу прощения. Я, честно, не хотела тебя расстроить.
Ноль реакции.
– Я словно онемела. Просто не знала, что сказать.
Кристер по-прежнему молчал.
– Я считаю, что твоя живопись великолепна. Ты же знаешь, что в вопросах искусства я не владею правильными терминами.
Наконец, он взглянул на меня:
– А как насчет того, чтобы научиться? Разве ты не слушала, когда я объяснял тебе? А как, по-твоему, я буду жить с человеком, который не разбирается в том, о чем я говорю? Ты же сама понимаешь, что у меня должна быть возможность делиться своим творчеством с тем, с кем я живу.
– Да, конечно.
Потом опять наступило молчание. Спустя некоторое время я подошла и присела на край кровати. Кристер не обратил никакого внимания, и я стала перебирать пальцами вверх по его плечу, пытаясь достучаться до него. Вначале – медленно и неуверенно, потом, видя, что он не возражает, я осмелела, дошла до его шеи, и ему стало щекотно. Кристер слегка усмехнулся – сперва непроизвольно, – затем притянул меня к себе и пощекотал в отместку. Мой преувеличенный смех разрядил обстановку. Я позволила повалить себя на кровать и осталась лежать на спине, пока он, оседлав меня, прижимал мои руки к кровати.
– Моя маленькая дурочка. – Кристер наклонился вперед и поцеловал меня. – Я все равно люблю тебя.
Испытанное мною облегчение не описать словами. Уже тогда я научилась различать малейшие изменения в его лице и тоне голоса.
В поисках баланса между раем и адом.
Ситуация знакома, как пара стоптанных башмаков.
Последующие дни я провела с Лиллиан. Она полагала, что нам надо обеспечить Кристеру возможность спокойно поработать, а мы с ней тем временем могли осмотреть Стокгольм. Это был хороший способ поближе познакомиться друг с другом теперь, когда я стала таким желанным членом их маленькой семьи. Прежде всего, мы пошли в ее бутик. Лиллиан сказала: для вернисажа мне потребуется элегантный наряд, конечно, я могу сама выбрать все, что мне захочется, и я примеряла платья одно за другим, теряя дар речи при виде ценников.
