«Похоже, он собирается так вот кланяться и во время исполнения», – беззлобно подумала Нóга, решая, должна ли она пожать ему руку, но, поразмышляв еще несколько мгновений, поняла, что следует ей делать, – и, глубоко поклонившись, она представилась сама, не дожидаясь, что это сделает кто-то другой.
– Меня зовут Нó-га, – сказала она, а культурный атташе тут же перевел следующие слова израильтянки:
– Нóга… это и есть мое имя, господин Мацудайра. В Израиле так называется планета Венера.
Полный благоговения старый арфист повторил за ней как эхо:
– Венера. – И снова отвесил ей почтительный поклон.
Закончились все эти церемониальные поклоны тем, что из храма вышел монах, пригласивший дирижера и японского арфиста пройти вовнутрь, отправив остальных оркестрантов совершить организованную муниципалитетом прогулку по саду.
52
Готовясь отойти ко сну в номере, который она делила со своей соседкой по полету, Нóга была остановлена звонком мобильного телефона. Брат ее, Хони, голосом, различимым так ясно, словно он говорил из-за ближайшей двери, он – не спросил, нет, – он потребовал от сестры буквально отчета, как протекал ее полет.
– Это и в самом деле тебя волнует или ты звонишь по маминому настоянию?
– Меня не волнует ни это, ни что-либо другое, особенно если это относится к людям, которые обязаны сами позаботиться о себе… Но мама… Она сейчас здесь, рядом со мной… Считай, что она соскучилась по звуку твоего голоса.
– Мама сейчас у тебя… в Тель-Авиве? – изумленно отреагировала Нóга. – Почему? Что-то случилось?
– Спроси у нее сама. Но очень сомневаюсь, что ты получишь вразумительный ответ. Тем не менее…
прежде чем я передам ей трубку и если можешь в одном предложении – как прошел полет до Японии?
– Мы пролетели на Северным полюсом.
– И что ты там углядела?
– Солнце. Оно никогда не садится.
– А Япония?
– Приятная, приветливая и странная… но ведь это только начало…
– Так или иначе – береги себя. Передаю трубку маме.
Материнский голос мягок, в нем угадывается какой-то невысказанный вопрос. Нóга, нахмурясь, пытается это понять.
– В Иерусалиме… что-то стряслось? Или что-то должно случиться? – напрямик, резким голосом задает свой вопрос дочь.
– Да… Я имею в виду нет… ничего особенного… А если и случилось нечто… я сама еще не могу понять. Но ты не беспокойся… мне есть чем заняться здесь, и я должна была перебраться сюда, мне это стало совершенно ясно… так что совершенно необязательно говорить об этом из Японии. Совершенно не из-за чего волноваться, здесь я не собираюсь задерживаться… просто все произошедшее случилось так внезапно, и мне тяжело вот так возвращаться из-за тебя в Иерусалим.
– Из-за меня?
– Конечно. Потому что с той минуты, что ты уехала, я не переставая думаю о тебе… Этот сон… а в довершение всего это появление Ури… Но погоди, давай сначала о тебе. Что там происходит с тобой?
– Со мной все в порядке. Завтра состоится наш первый концерт в Киото… Но это тоже не причина, чтобы заказывать международный разговор на мой мобильник. Это даже для меня – огромные деньги…
– Прошу тебя, оставь… Забудь о деньгах. Я уже объяснила тебе, что после того как отказалась от проживания в пансионате, я превратилась в богатую даму. Так что, пожалуйста, пошли мне счета за разговор, а сейчас не останавливай меня.
– Ну ладно, ладно, будь по-твоему. Пусть даже здесь уже очень поздно. Только будь добра, не говори обо мне, говори о себе. Что там тебя так неожиданно встревожило?
– Говорить обо мне означает говорить о тебе. А разговор о тебе – это разговор обо мне. А кроме всего прочего, это ведь ты придумала, что, играя на арфе, ты будешь думать в это время обо мне и для меня. Равным образом, ты всегда звучишь в моем сердце.
– Прекрасно, мама. А кроме того?
– Сон, о котором ты мне рассказала. Он не дает мне покоя… мне больно об этом думать.
– Но это ведь сон, мама, только сон!
– Верно. Только сон. Но и твой визит в Израиль кажется мне всего лишь сном. Ты была здесь целых три месяца, а я даже толком не увидела тебя.
– Потому что ты и Хони попросили меня присмотреть за квартирой.
– Верно. Только ты слишком переусердствовала в этом, а я полностью погрязла в этом бессмысленном деле, связанном с пансионом для престарелых… Согласись, намерения были у нас самыми добрыми… Ну и в итоге мы остались ни при чем. Только время было потеряно зря.
– Но, мама, пусть даже так. Что же происходит сейчас? Каким образом ты стакнулась с Хони?
– «Стакнулась»?.. Да, пожалуй это можно так назвать. Ты ведь меня знаешь, это нечто новое. Да, я как-то застряла у него; до этого я ни у кого и нигде не застревала. А на этот раз это получилось из-за того, что испугалась возвращения в свою квартиру… Испугалась, что Ури сделал для себя дубликат ключей… и он отыщет меня в доме.
– Ты говоришь «Ури»? Мама, при чем здесь Ури?
– Ты не была с ним честна. Это я говорю тебе прямо. Если, играя на своей арфе, ты думаешь при этом и обо мне, слушай, что эти звуки скажут тебе о тебе самой. Это было нечестно. Если ты любила его – а ты его действительно любила, ты не должна была делать аборт, не дав ему ребенка.
– Мама, дорогая… выбрось сейчас этого Ури из головы, он сейчас никому не интересен и не нужен. Он пришел и ушел, и больше не вернется, у него есть жена и двое ребятишек, я ему не нужна… И уж конечно, ему не нужна ты.
– Нет, нет. Все не так просто. И ты здесь не права. Не хочу тебя сейчас сердить, как раз перед концертом, но если ты играешь, думая обо мне, выбери, пожалуй, более подходящие ноты. Вот и все. И я совсем не хотела, чтобы ты исчезла из Израиля, так и не объяснив мне, что с тобою происходит.
– Я не исчезла. Скорее можно сказать, что я там появилась. Специально прилетела, чтобы помочь тебе принять решение. Хони просил меня.
– У Хони своя версия. У меня – своя, отличающаяся от его. Ты о нем не слишком уж беспокойся. С ним все в порядке, и уже завтра я освобожу его от забот, связанных со мной, и пусть он займется своими делами, а я вернусь в Иерусалим. Что там сейчас у вас – утро?
– Утро? С чего ты взяла? Мы ведь сейчас на Дальнем Востоке, а не на западе. Солнце уже несколько часов как зашло. Сейчас довольно поздно, одиннадцать вечера. Я в номере гостиницы вместе с довольно пожилой женщиной из оркестра, которая не понимает ни слова на иврите. И думаю, что она не прочь отправиться в постель.
– Пожилая женщина?
– Из нашего оркестра. Играет на контрабасе… у нее уже есть внуки. Хорошая голландская хозяйка.
– Чтобы играть на контрабасе… Она должна быть здоровенной теткой…
