Он вздрогнул, но и только. Никакой реакции больше не последовало.
– Миллионы беременных женщин, – продолжала она, чувствуя, что закипает… миллионы путешествуют по свету, переезжают с места на место в поездах, летают, познавая этот мир тем или иным способом, – и ничего с ними не случается.
– Ну и что, – не открывая глаз и не раздумывая, ответил он. – Бывает по-разному.
– А кроме того, наша Кристин не собирается штурмовать горные вершины Японии или отплясывать на местных дискотеках. Во время полета она сможет отдохнуть. Другие оркестранты и поднимут, и покатят ее арфу, так что ей нужно будет только возложить свои пальцы на струны… и играть.
– Знаю, – огрызнулся он. – И тем не менее…
– Ну так, в целом, – продолжала она гнуть свое, – матка женщины много сильнее, чем представляют себе мужчины, а беременные женщины выходят невредимыми сквозь войны, переносят бедность и даже ужасающие условия концентрационных лагерей.
Последний довод пронял его, но зубы он не разжал.
– Разумеется, я также не раз обращала внимание на все, происходящее в нынешнем мире, к тому же Кристин не блещет, похоже, отменным здоровьем и молодостью… да и вообще нам, женщинам, нелегко дается наша беременность… – Произнося все это Нóга готова была встретить резкий отказ, отвергающий любое ее предложение, и с каждой секундой все яснее понимала, что судьбу морских и водных стихий держит исключительно в своих руках. В полном одиночестве.
– Вам, господин, должно быть, кроме всего прочего, хорошо известно, – говорила она, усаживаясь рядом с ним, – что в нашем оркестре немало есть женщин, родивших детей и, следовательно, обладающих достаточным опытом… Так, например, есть у нас скрипачка, многодетная мать, есть такой же многодетный скрипач, есть гобоистка, являющаяся бабушкой многих и многих внуков и внучек.
Человек в комбинезоне с иронической ухмылкой отсалютовал всем этим матерям, а особенно гобоистке, но ухмылка не исчезла с его лица.
– Выражаю всем этим женщинам полное мое почтение… Но чем они смогут помочь Кристин, если у нее откроется внезапно кровотечение или, чтобы сохранить беременность, ей нужно будет надолго оставаться в постели в непонятной и чужой стране?
– Почему странной? Почему чужой? Это может коснуться языка и культуры, но что касается остального – то все в Японии сейчас является и самым передовым, и самым современным, и часто более продвинутым, чем в самых развитых странах Запада.
– Вы уже бывали там?
– Нет. Но любому известно, что такое Япония. А кроме того, Кристин не грозит там одиночество. Мы все будем с нею рядом… помогать, опекать ее.
Похоже, что на этом его терпение иссякло.
– Но ведь в обязательном порядке там будут посещения замков и дворцов, и полет в Хиросиму… и другие города. Кристин такая хрупкая… Да уже и не молода, а эта беременность так желанна и важна для нас. Мы не можем потерять такой возможности. Наш последний шанс.
Тем не менее Нóга не готова была сдаваться. Вот уже три месяца она только и думала о том, как сыграет этот концерт. И с безнадежной отвагой она решила до конца бороться и защищать свои позиции.
– Прошу прощения, господин… не знаю вашего имени. Не могли бы вы, кстати назвать его мне?
– Меня зовут Сахаран.
– А не могли бы вы еще сказать мне, откуда вы родом? Где вы родились?
– В Иране. В…
– В Тегеране, я полагаю, – поспешила она ему на помощь.
– Нет, не в Тегеране. Иран – большая страна. Там есть места, о которых вы даже не слыхали.
– Тем не менее… – голос ее звучал почти умоляюще. – Тем не менее прошу вас поверить мне на слово, что я беру на себя полнейшую ответственность за то, чтобы с Кристин ничего не случилось, и обещаю не отходить от нее ни на шаг за все время нашего путешествия. Я видела – вы присутствовали на репетициях. И, возможно, заметили диалог меж нами двумя, двумя арфами, которые связаны не только профессиональными взаимоотношениями, но равным образом и дружественными в не меньшей степени. Так что, согласитесь – это только естественно для меня – именно для меня взять на себя ответственность за ее хорошее самочувствие.
– Не знаю… не знаю… А кто вы ей, в конце концов? – Похоже, он пытался добраться до корней такого непонятного ему упорства, такой настойчивости…
– Кто я ей? Что именно вас интересует?
– Могу ли я в свою очередь задать вам вопрос?
– Разумеется.
– Вы разглагольствуете с такой уверенностью… Скажите тогда, скольких детей вы родили в своей жизни?
– Скольких… детей? – встревоженно она поднялась со стула. – Какое отношение это имеет к делу?
– Полное. Полное и абсолютное. Вы ведь, в конце концов, потребовали, чтобы я доверился вам…
Она пожала плечами.
– Я не родила ни одного, но…
К ее изумлению, он не выказал никакого удивления, словно заранее ожидал такого ответа, но, вместо того чтобы высокомерно поставить ее на место, воззрился на нее с видимым интересом и очень вежливо спросил:
– А почему? Потому что вы не можете?..
– Я могу… и всегда могла. Но мне это было не нужно.
Теперь уж он не дал ей возможности увильнуть, избегнуть ответа, как если бы ее обещание присматривать за беременностью его партнерши обязывало ее еще раз в грубой форме выслушать произнесенные голосом Элеэзара, вечного невольника массовых сцен, слова, произнесенные им во время первой их встречи, словно эхо, повторенные теперь только уже на иностранном языке:
– Как можете вы знать хоть что-то о подобных вещах, знать, что вы можете, если никогда этого не хотели?
– Я знаю… Я – знаю. – Снова повторялась сцена, судьбу которой она держала в собственных руках. – Если я захочу, я смогу без проблем родить ребенка. Я… это знаю.
Он понял, что перебрал. Переборщил. Перешел черту. И – испугался.
– Конечно… Конечно. И мы все будем молиться за его здоровье, – не без элегантности заверил он ее, поклявшись в том и собственным своим здоровьем, и здоровьем своей подруги, которую в эту минуту жестоко терзали собственные ее боссы. – Но тем не менее, пока ваша решимость завести собственное дитя не воплотится в реальность, вы, в свою очередь, должны уважать наши желания – точно такие же, а значит, никакая музыка не должна препятствовать этому на нашем пути.
И пока он говорил это, кулак его разжался и крошки табака посыпались на пол, подобно песчинкам. Согнувшись, он методично начал собирать их в горсть, а закончив, раздавил их в пыль каблуком ботинка. А чтобы показать, что разговор закончен, он прошествовал в конец коридора, широко открыл небольшое окошко, зажег новую сигарету и выпустил струю дыма в окружающий мир.
48
Перед тем как отбыть, оркестр давал прощальный концерт для жителей Арнема с продажей билетов по заранее оговоренным ценам. Поскольку замена для Кристин до сих пор не была найдена, в Киото был отправлен полный отчаяния призыв с просьбой о помощи в поисках музыканта, способного исполнить партию второй арфы в сочинении Дебюсси. Но поскольку ответ так и не был получен, оркестр провел срочную репетицию шубертовской девятой симфонии – «Великой», – произведения, которое они исполняли уже ранее не меньше дюжины раз, так что при необходимости у них было чем заткнуть зияющую брешь в программе. Поездка Нóги – и тем самым ее арфы – была безоговорочно утверждена, но вопрос о том, хватит ли у нее времени, чтобы довести свое выступление до совершенства, оставался открытым и не совсем ясным. Займет ли она позицию, сходную с той, что похожа была на место в общих рядах оркестра, нечто сходное с позицией массовки, или у нее появится шанс прозвучать индивидуально и, так сказать, блеснуть? Ради первого не стоило тащиться в Японию. Она попросила Германа достать из его секретера ноты «Танцев священного и светского» для арфы и струнных, для оркестра, надеясь, что будет таким образом найдена все-таки возможность вознаградить ее, дав возможность продемонстрировать красоты Дебюсси, таившиеся в этом сочинении… и все-таки блеснуть.
