– Не имею представления. Деньги получил мой брат и отнес их прямо в банк, положив на мой старый счет, который мы восстановили.
– Вы не замужем?
– Была.
– А дети?
– Никогда не хотела.
– Не хотела заводить… или не могла?
– Могла… но не хотела.
Он пристально посмотрел на нее. Ее откровенность была трогательной, и ему очень хотелось продолжить разговор, но она изящно отвернулась к окну, как если бы очень хотела разглядеть, куда они попали.
Микроавтобус свернул с автомагистрали налево на подъездную дорогу, ведущую прямо к широкой кольцевой, соединяющей Эйн Керем и долину Эла. Оттуда микроавтобус попадал в коридор деревенских поселений, протянувшийся от Нес Харим к Бар Гиора и стремящийся в Иерусалим, так что путь их закончился у дверей религиозной школы, преобразованной на тот день в съемочную площадку. Здесь, едва только участники массовки вытянули ноги и вместе с остальными актерами получили по куску пирога и чашке кофе, один из группы обратился к Нóге.
– Если Нóга – это ты, как могла ты забыть то, что они просили тебя сделать?
– Кто просил, и о чем я забыла?
– Я просил твоего брата сказать тебе, чтобы, отправляясь сюда, ты надела что-нибудь красное – платье, брюки или свитер, – потому что для нас важно фильм о судебном разбирательстве сделать многоцветным.
– Я ничего не забыла, потому что ничего об этом не знала. И в другой раз обращайтесь прямо ко мне. Мой брат – это брат, а не ассистент по работе с актерами.
Молодая симпатичная женщина, бывшая свидетельницей этого разговора, сняла с шеи красный шерстяной шарф и накинула его на плечи Нóги.
– Вот, – прошептала она. – Вернешь его в конце дня. А если и забудешь – ничего страшного.
После чего группу из тринадцати человек провели внутрь школы, ученики которой были отпущены по домам ввиду праздника «Лаг ба омер». Коридор привел их в спортзал, где «шведские стенки» и другой спортивный инвентарь были задрапированы черными полотнищами, придававшими судейскому заседанию угрюмый и зловещий вид. Двенадцать участников массовки один за другим были усажены в два ряда в кресла позади игровой площадки; во время мероприятия им предоставилась возможность – всем тринадцати – получить еще по чашке кофе, а Нóга за это время успела заметить, что они различались не только по возрасту и этническому происхождению, но и по стилю и цвету одежды.
Она была усажена в первом ряду, а Элиэзер, ветеран массовых съемок, был изгнан в самый конец второго ряда.
Была ли этому причиной его примелькавшаяся внешность, годами появлявшаяся из фильма в фильм, вне зависимости от сюжета? Точно так же, как внушительная фигура отставного судьи, столь знакомая по телевизионным рекламам, занявшего видное место в первом ряду, выбранного с самого начала тем действующим лицом, которому доверено будет в должное время оглашение вердикта.
И пока команда съемочной группы разматывала электрические кабели и укладывала рельсы для камеры, она обмотала шерстяной шарф вокруг шеи, вдыхая приятный его запах, и закрыла от усталости глаза. В Арнеме случалось ей играть на арфе всю ночь напролет, добираясь до постели лишь к утру, а затем спать до самого вечера. А пока что съемочная камера не появилась в спортзале, зато участникам предстоящей съемки зачитали инструкцию. «Вы здесь для того, – объяснил молодой человек, – чтобы слушать ход судейского разбирательства. Слушать… Но в определенный момент, по нашему сигналу, пожалуйста, шепните что-нибудь тому, кто сидит с вами рядом. Что вы там шепчете, не имеет значения – мы не собираемся записывать этот шепот, да нам он и не нужен – все, что нам нужно, – это движение ваших губ. Потому что мы снимаем «немой» фильм. И поскольку это означает, что молчание – важнейшая и достаточно продолжительная из составляющих картину частей, займет это целых двенадцать минут экранного времени, что неимоверно много для двухчасовой картины, мы будем снимать вас в различных временных и световых режимах – утренних, полуденных и вечерних, чтобы передать через вас чувство проходящего времени. Для этого – и поэтому мы будем снимать вас по отдельности, без съемочной площадки, без прокурора и адвокатов защиты и без обвиняемых женщин. В любом случае вы должны изображать внимание и проявлять интерес – этого можно предположительно ожидать от участников судебного разбирательства по серьезному обвинению, в киносценарии нет ни слова о каком-либо совещании, но мы соберем вас всех вместе в какой-либо комнате и снимем издалека – разговаривающих, спорящих… но без звука».
– Прошу простить меня, юноша, – задал вопрос бывший судья, – знаете ли вы, что израильская судебная система обходится без жюри?
– Разумеется, мы не настолько невежественны. Это судебное разбирательство происходит за границей. Съемки картины – совместное производство.
– С какой страной? – настаивал экс-судья. – Может быть, у них вообще нет суда присяжных.
– Вопрос о стране еще не решен. У нас есть возможность выбрать одну из трех стран. И вообще, все зависит от финансирования. Сегодняшний мир – глобален, как вам, сэр, должно быть известно. Но в то же время и модулярен. В современном фильме вы можете перемещать страны, как при игре в «лего».
8
Небольшая квартирка в доме для престарелых была уже освобождена, но управляющие все еще не могли договориться о расписании и распорядке для новой постоялицы, въезжающей всего на три месяца, таким образом, который удовлетворял бы администрацию оркестра в Нидерландах. Хотя арфистка и получила заверение о том, что ей дадут официальное разрешение на внеочередной отпуск, который поможет ей наладить жизнь осиротевшей матери, дата ее выступления с концертом для флейты и арфы Моцарта оставалась открытой. Нóга уверяла директорат оркестра, что сольную свою партию знает наизусть, что администрация нисколько не рискует, твердо зарезервировав эту часть выступления за ней, дождавшись ее возвращения, но добилась лишь устных заверений. И ей ничего не оставалось, как обратиться за помощью к Манфреду, первой флейте оркестра, представлять ее интересы в ее отсутствие.
– Если не Моцарт, – утешал ее пожилой флейтист, случайно оказавшийся ее очень осмотрительным любовником, – тогда мы вместе сыграем «Фантазию» Сен-Санса, написанную для арфы и скрипки, где партия скрипки время от времени исполняется на флейте.
– Только сверх программы, – предупредила его арфистка, – только на вызовы сверх программы. Никакие «фантазии» не могут заменить Моцарта.
Хони был далек от всех этих обсуждений; тем более он не посвящал в них мать, чтобы не огорчать ее мыслями о том, что проводимый им эксперимент может помешать карьере ее дочери.
В конечном итоге дата была согласована: после Пасхи, в начале лета. Однажды, поздним вечером, Хони приехал в аэропорт, чтобы встретить сестру, и когда он увидел, что она тащит за собой два чемодана на колесиках – два, а не один, как во время предыдущего визита, – он крепко стиснул ее, сказав:
