– Чтобы воссоединиться.
– С кем?
– Со мной.
– Каким образом?
– Прошлой ночью он прокрался в комнату, где я спала после съемки, и лег на соседнюю с моей кровать.
– Что?? Он пришел в иерусалимскую квартиру и…
– Дело было не в Иерусалиме. Это случилось в больнице.
– В больнице? А что ты там делала?
– Это были киносъемки нового телевизионного сериала. Моя роль в массовке была изображать больную.
– И чего он хотел?
– Он не сказал ни слова. Просто лег на соседнюю кровать. Он изображал раненого солдата.
– Так чего же ты испугалась?
– Не изображай дурочку, мама. Лучше объясни мне, почему ты не сказала мне, что Хони – там, у Масады, – распространялся с Ури не только о тебе, но и обо мне. Почему, черт побери, ты не предупредила меня?
– Стоп, Нóга… не спеши. Суть в том, что я и в самом деле удивилась… и даже разозлилась на то, что в минутной болтовне возле туалетов Хони счел возможным сказать Ури, который на эту минуту всем нам человек посторонний, о моем переезде в пансионат. Но когда я прямо спросила его, не упомянул ли он также тебя, он не только сказал «нет», но даже сделал вид, что не понимает вопроса.
– Другими словами, он соврал.
– Определенно. Но не по злобе, а из трусости. Он ведь тот еще трусишка… Но это еще не объясняет мне, доченька, почему ты принимаешь все это так близко к сердцу? Даже если бывший твой муж лег на соседнюю кровать… И погоди… а ты уверена, что это был он?
– Ты с ума сошла.
– В любом случае, как странно, пусть даже он бросил тебя… Не сказать ни слова! А ты? Не спросив даже, чего ему нужно, понеслась прочь.
– Потому что я знала.
– Что ты знала?
– Что это сигнал. Знак. И это только начало. И продолжение следует. А я – из-за глупого вашего эксперимента, который ты безо всякой причины все растягиваешь, выставлена перед ним напоказ и надолго.
– Нет, нет, Нóга, не перекладывай вины с больной головы на здоровую. Я не виновата, что муж, который в свое время бросил тебя, до сих пор вожделеет к тебе – и не вмешивай в это дело мой эксперимент. Он не дурацкий и не глупый, и мы с Хони не просили тебя прилететь из Европы безо всякой причины. Вопрос ведь не только в том, в каком городе устраиваться мне под конец моей жизни, но главное, что хотелось бы решить – какого качества эта жизнь будет. Нет, Нóга… не нападай на меня из-за сумасшествия бывшего твоего любовника и бывшего мужа, который взял и превратился в артиста массовки.
– Из-за того, что ты все тянешь это и тянешь, он снова может сойти с ума. Если Ури обнаглел настолько, что начал преследовать меня на ночь глядя во время рядовых съемок, где я подвизаюсь просто как актриса массовки, он на этом не остановится. В любом случае, объясни мне, почему этот твой любимчик, этот маменькин сынок выдал меня человеку, который в свое время отказался от меня?
– Нет, дочка, все не совсем так. И прошу тебя – не называй его маменькиным сынком. Хони – твой брат. Да, время от времени он горячится, срывается, теряет над собой контроль. А еще он уважает и любит Ури, и чувствует себя виноватым за то, что ты не захотела родить от него. Но ты ведь знаешь, как он тебе предан. Хони. Родной твой брат.
– Он считает себя виноватым? С чего бы это вдруг? И кто его об этом просит? Рожать мне или не рожать – это не его дело!
– И опять я тебя спрошу: если все так – чего ты так злишься? Если Ури решил прийти и лег на соседнюю кровать, не сказав ни слова, не разбудил тебя и даже к тебе не прикоснулся – из-за чего ты так разволновалась?
– Потому что он вернется, я знаю это. Он снова вернется. Он доберется до Иерусалима. Он знает наш дом очень хорошо, и вполне может быть, что у него есть ключ, который папа дал ему на случай, если он потеряет свой. Или ты сама его потеряешь или забудешь.
– Но погоди… погоди. Давай уточним… Это разве он тебя бросил? А не ты его? Нет?
– У него не было выбора. Он хотел детей. А я не хотела.
– Ну тогда уже давай начистоту: а почему ты не хотела?
– Ты сейчас меня, мама, спрашиваешь об этом? Считаешь, что сейчас – самое время?
– Ничего я не считаю. Все. Все уже поздно. Поезд ушел. Но тогда скажи – чего он от тебя хочет? У него уже есть собственные его дети – так чего ему тогда от тебя надо? Два… или три года тому назад он зашел навестить нас с двумя ребятами, чтобы показать их твоему папе. Я уверена – только для того, чтобы доказать – на нем никакой вины нет.
– Вины – за что?
– За то, что у вас не было детей.
– Но при чем здесь вина? Кто настроил его на эту чушь? Это что, было секретом, что именно я, я не хотела рожать? Все вокруг – не говоря уже о вас, знают это. Я никогда этого не отрицала.
– Верно, не отрицала. Ты всегда была честной… ох, не надо… не плачь…
– Ты ухитрилась дважды упрекнуть меня. Почему ты ни словом не обмолвилась о его визите? Ни ты, ни Хони…
– Не хотели тебя разозлить.
– Разозлить? Чем?
– Просто разозлить.
– Вот так, «просто»? Не бывает.
– Бывает. И еще как.
– И что же сказал папа о детишках Ури?
– Ничего особенного. Дети как дети. Обычные. Довольно милые. Выглядят неплохо. Детишки. Парочка. Девочка и мальчик. Папа даже поиграл с ними.
– Поиграл? С чего бы это он должен с ними играть?
– Ни с чего. Так просто. С чего это ты вдруг взъярилась? А что он должен был делать? Убить их? Папа немного с ними повозился… Может, чтобы доказать себе самому, что он знает, как надо обращаться с детьми. Вот и все. Ты сейчас что – сердишься на папу? Что с тобой творится? Папы больше нет, он умер.
– Это не из-за папы. А из-за Хони, который всюду сует свой нос. Это разве его касается? Точно так же он вел себя, когда обыскивал мой портфель и рылся в моих ящиках. Почему ты разрешала ему вести себя так?
– Да ничего я ему не разрешала. Он только хотел бы все контролировать, но ты-то знаешь, что в конце концов именно я делала то, что считала нужным, точь-в-точь как ты. Когда ты была еще малышкой, именно у тебя я научилась, как надо проводить границы в отношениях с папой, да и в отношении тебя самой и Хони. Только пределы, которые я для всех вас назначала, были много более мягкими, чем ваши собственные.
– Ну а теперь скажи мне, что это за имя такое – Хони? Кто называет подобным образом своего ребенка? На всем белом свете я не встречала никого, кого звали бы Хони. За исключением одного…
– Минутку, минутку, Нóга, – мы назвали его так, потому что ты нас об этом просила.
– Я? Как это могло быть?
– Я была беременна, а ты ходила во второй класс. И в школе вас познакомили с легендой о Хони, который мог творить чудеса… и потому, наверное, ты попросила, чтоб, если я рожу мальчика, я назвала его Хони.
