– Если только суп… это можно организовать. Давай, садись.
– Суп с мясом, – уточнила она, не в силах бороться с непреодолимым аппетитом, вдруг овладевшим ею. Но, подумав, внесла чуть большую ясность: – Если что не так, мне достаточно будет… просто кусок м-мяса.
Казалось, он был поражен.
– М-мм-яса? – словно эхом он повторил, заикаясь, ее фразу. – В это время? Не думаю, что у них к этому времени что-то осталось. Но тарелка обычного супа, достаточно горячего, и густого супа из чечевицы… М-может, эт-того будет д-достаточно?
– Абсолютно, – воскликнула она, покраснев. – Конечно… мясо вовсе не обязательно… чечевичный суп или что-то вроде… густой и горячий! Это именно то, что нужно.
Он исчез, а ее взгляд окинул этот огромный серый подвал, которому трепещущие тени от горящих свечей придавали какой-то мистический вид. Музыканты, покончив с трапезой, взяли в руки инструменты и начали играть, переливчатые звуки гитары, поддерживаемые аккордеоном, пробудили в ней тоску по арфе, и на глаза навернулись слезы.
Отставной полицейский поставил перед ней миску дымящегося супа и два куска черного хлеба.
– Как вы все это провернули? Может быть, вы здесь совладелец… или родственник?
– Ни то ни другое. Простой офицер полиции на пенсии, но сохранивший еще былое влияние и силу.
– Даже будучи в отставке?
– Не «даже», а скорее именно потому, поскольку и уйдя со службы, он сохраняет все свои старые контакты и связи, равно как и известную только ему информацию, не буд-дучи, с д-другой сторон-ны, связанным какими бы то ни было правилами.
Она осторожно прихлебывала суп, а взгляд вечного инспектора следовал за каждой ложкой, как если бы она была ребенком, за которым следует присмотреть.
«Понимает ли он, – подумала она, что, несмотря на все его знания и даже возможности полицейского, он не может даже прикоснуться ко мне?»
– А чем же закончилась эта история с маленькими харедим, которые без разрешения пробирались к вам в квартиру?
– Полагаю, что как раз сегодня я прекратила это раз и навсегда.
– Каким образом?
И она рассказала ему о малыше, которого ей пришлось как следует отскребать.
– Звучит не слабо, – сказал Элиэзер одобрительно. – Вот что значит хорошая интуиция. Я их знаю. И если ты, нерелигиозная, свободная женщина, чужая и незамужняя, посмеешь коснуться даже самого маленького мальчугана…
– Тем более, очевидно, того, кого уже сейчас называют ца диком?..
– Совершенно верно. Итак, если ты, свободная женщина, не имеющая к тому же детей, раздела его и заставила принять ванну – это до смерти перепугает не только того, другого мальчишку, которому поручили оберегать малыша, но и родителей его, которые, в конечном итоге, более всех ответственны за последствия его недопустимого поведения.
– А теперь представь… – она засмеялась, но не без смущения, – что я вымыла его… собственноручно… а сама была в чем мать родила, потому что выскочила из ванны, чтобы спасти его… и на мне не было ничего, кроме пены.
– Значит… совсем голышом. Это интереснее всего, – возбужденно прокомментировал он. – Ты пост-тупила правильно, ведь никаких дурных намерений у тебя не было. Теперь уж они будут тебя бояться, потому что при отсутствии дурных намерений нет необходимости обращаться в полицию.
– И вы действительно верите, что это положит конец бесконечным непрошеным визитам?
– Повторяю: я знаю о них все. Они поймут, что ты непредсказуема. А теперь скажи, сколько времени осталось до конца поставленного вашим семейством опыта? Твоего эксперимента…
– Моего? Я тут ни при чем. Это моя мать…
– Ну конечно, конечно мать.
– От силы четыре недели.
– Значит, время еще есть.
– Для чего?
– Для той роли в опере… роли, которую твой брат выговорил для тебя.
– Роль в опере? Ха-ха… уважаемый сэр, не следует впадать в преувеличения. В массовке… простая деревенская девчонка, ну, может быть, цыганка, подрабатывающая контрабандой. Одна из… А кроме всего, как вы мне уже сказали, все – бесплатно. Только три дня проживания в гостинице на Мертвом море.
– Три дня в шикарном отеле по системе «все включено» – это честная компенсация. Но если ты хочешь заработать действительно приличные деньги перед тем, как вернешься в Европу, – включайся в съемки «больничных» сериалов. Они постоянно нуждаются в появлении свежих лиц… а значит, новых участников. А потому им требуется огромное количество массовок – так много, что они время от времени приглашают даже меня, постоянного персонажа массовок с лицом, мелькавшим тысячу раз. Сейчас, я полагаю, они планируют заснять меня на операционном столе или в м-м-морге, где мое лицо можно и не показывать… но им нужно еще и мое тело…
– Когда они предполагают начать?
– Через неделю или полторы. Они арендовали огромное помещение неподалеку от Ашдода, рядом с портом и возвели декорации, которые выглядят абсолютно как госпиталь. Похоже, что это должен получиться тщательно разработанный проект, сериал как минимум из двенадцати серий, а это означает, что им понадобится постоянное присутствие и пациентов, и их друзей, и представителей семей. До тех пор пока они не заполнили свою квоту на участников массовки, я воспользовался подвернувшейся возможностью и внес твое имя в общий с-список. Почему бы не зашибить тебе еще немного деньжат, перед тем как ты от нас улетишь? Эти съемки будут происходить ежедневно. По принципу «пришел – ушел». Один день – и никаких долгосрочных обязательств. Если тебе покажется что-то не так – ты можешь отказаться от участия в съемках в последнюю минуту. Ты на меня не сердишься?
– За что?
– За то, что я записал тебя на роль пациента. Но если это тебе почему-либо не подходит, как насчет того, чтобы превратиться в одного из родственников?
– Да нет. Не имею ничего против того, чтобы на несколько дней превратиться в воображаемого пациента. Будет время отдохнуть. Но скажите мне вот что – что это у вас за связи с бизнесом, имеющим отношение к массовкам? Вы чей-то партнер? Чей-то родственник? Или вы консультант?
– К-к-конфиденциальный советник. Так было бы правильно это назвать.
Внезапно он схватил ее за руку и поднес к своим губам, и она почувствовала, что ему стало легче. Как будто что-то отпустило его. Но что? И почему он вел себя так? Почему помогал… не потому ли, что не мог отказаться от намерения затащить ее в постель до того, как она вернется в Европу? И потому, что он так деликатно дал ей это понять, она не отняла руку. Но ей не хотелось, чтобы это произошло так скоро, поскольку в этом случае он не оставил бы ее в покое. Может быть, думала она, это должно произойти накануне ее отлета как некий подарок, который будет ей напоминать все, что связано с массовкой в Израиле, а итогом – кто знает, может появиться ребенок, который не будет заикаться?
