Но мобильник начал свою непрерывную песнь… нехотя взяла она аппарат, и до нее издалека донесся голос, который, несмотря на огромное расстояние, сразу узнала. То был Манфред, преданный ее друг и время от времени любовник, интересовавшийся как ее, так и ее матери благоденствием и даже благосостоянием Иерусалима… однако что-то в тоне первых же его слов заставило ее заподозрить, что следом он перейдет и к менее приятным сообщениям.
Она не ошиблась.
Да, она очень скучала по оркестру, особенно по нотной библиотеке. А вот молодой скрипач, временно приглашенный на ее место, навел непередаваемый ужас, играя в последнем концерте – именно в библиотеке он перепутал партитуры двух симфоний Гайдна – катастрофы удалось избежать лишь в последний момент. И все как один согласились, что «с нашей Венерой» такого никогда не могло бы произойти.
– Поскольку тебя вблизи не было…
– Верно… но ведь репертуар оставался без изменения… он был известен еще до того, как я уезжала, – осторожно спросила она. – Надеюсь… надеюсь, ничего не изменилось?
– Ничего, – вздохнул флейтист, – почти ничего. У нас должно было состояться несколько выступлений. С японской (а может быть, китайской) virtuoso, – я никогда не в состоянии был запомнить ее имя, той самой, которая, как предполагалось, будет исполнять Второй концерт Моцарта для фортепьяно на следующей неделе. И что же! Ее понесло поиграть в теннис в Берлине, где она и сломала руку, а поскольку невозможно было найти пианиста ее уровня без предварительной договоренности, мы должны заменить ее Моцарта каким-нибудь другим Моцартом.
– Это обязательно должен быть Моцарт? – в испуге спросила арфистка. – Уверена, что это может быть кто-то другой. Пианистов много.
– Исключено. Мы объявили в рекламной компании именно это – взяли на себя обязательство, что в этом сезоне будет исполнено произведение Моцарта, с которым оркестр не выступал уже давно ввиду прозвучавших жалоб, что наш репертуар становится слишком однообразным. Да ты ведь сама это знаешь – ты ведь присутствовала на общем собрании.
– И, как всегда, ничего не поняла из того, что ты говорил по-голландски…
– Ну так вот, Нóга. Мы должны найти произведение Моцарта, которое в обозримое время не исполнялось, и нам кажется…
– Нет, нет, – оборвала она его, охваченная внезапным приступом страха, – не говори… не говори мне ничего.
– Н-да, – промямлил он дрожащим голосом. – Только выхода у нас нет… потому что в последние десять лет мы не исполняли концерт для арфы и флейты с оркестром, и…
– Но это ведь мой концерт… мой и твой… наш.
– Конечно. Наш. И я всегда и всем говорил и говорю: «Давайте дождемся Нóги, нашей Венеры, я обещал ей это и ведь только она знает назубок партитуру и в любую минуту готова…» И если бы речь шла только об одном выступлении, можно было бы попросить тебя вернуться на несколько дней… но, к сожалению, речь идет о целом туре из десяти концертов для наших подписчиков в Нидерландах, Германии, Бельгии… – В этой ситуации как может она – это говорю не я, я только передаю тебе слова дирекции… как сможет она бросить свою мать, которая, в свою очередь, в течение трех месяцев должна решить, где ей больше хочется умереть – в Иерусалиме или Тель-Авиве.
– Умереть? Что значит – «умереть»? Как тебе такое могло прийти в голову?
– Прости, прости… не «умереть», конечно, не «умереть», а «жить»… Решить, где ей жить, в Иерусалиме или Тель-Авиве… именно так ведь ты и объяснила возникшую проблему всем нам, когда выбивала разрешение на столь долгое отсутствие.
– Но где вы найдете другую арфистку, способную сыграть этот концерт?
– Мы… нашли одну. Разумеется, не твоего уровня, но, так или иначе… Ее зовут Кристина Ван Бринен… из Антверпена. В прошлом она исполняла этот концерт и, к счастью, сейчас была свободна.
– Никогда о ней не слышала. Сколько ей лет?
– Сколько и тебе. Может быть, чуть меньше. Она преподает в тамошней консерватории.
Продолжительное молчание.
– Нóга? – прошептал флейтист. – Дорогая… ты меня слышишь? Ты слушаешь меня?
– Ты предал меня, Манфред. Ты просто подонок.
– Что?
– Ты предатель. Ты дал мне слово, и я тебе поверила. А теперь ты украл то, что было так для меня важно… украл и отдал какой-то чужой бабе.
– Но я тут ни при чем. Нóга! Подумай сама – при чем тут я? Все это потому, что японская пианистка надумала поиграть в теннис. Ты когда-нибудь слышала, чтобы пианистки играли в теннис? Полная идиотка!
– Дело не в пианистке, Манфред, дело в тебе. В тебе. А теперь я по уши в дерьме, потому что положилась на тебя. Ты – первая флейта оркестра, ты играешь в нем много лет и занимаешь высокую позицию. Ты мог, ничего не опасаясь, заявить администрации, что не будешь играть этот концерт Моцарта ни с кем, кроме арфистки нашего собственного оркестра. А ты предал меня, Манфред, точно так же, как это сделали голландцы. Именно так…
– Сделали… что?
– Предали евреев.
– Евреев? – он был в шоке. – Откуда они вдруг взялись, евреи? Нет, Нóга, не сердись на меня. Это причиняет мне боль… и тебе тоже. Оркестранты предупреждали меня: «Сейчас не говори ей ничего. Когда она вернется, все это будет уже в прошлом». Но я не поверил им, потому что я человек честный и не должен скрывать правды – ведь потом мы всегда, как и прежде, будем работать с тобой бок о бок… исполнять, быть может, что-то более современное, более интересное… Я уверен, что появятся еще – и, может, скоро новые концерты для флейты и арфы… ведь это, согласись, столь необычная и заманчивая комбинация.
Долгое молчание.
– Нóга? – он произнес ее имя, допуская, что она просто повесила трубку.
Но это было не так.
– Скажи… если я соглашусь немедленно… прямо сейчас отправиться в Арнем и сыграть во всех десяти концертах?
В это мгновение она почувствовала смущение флейтиста, который, заикаясь, пустился в объяснения.
– Приехать… вот так, сразу… каким образом? К тому же без репетиции? А что тогда нам делать с Кристиной, которая специально освободилась для нас? Нет, нет… любимая… это невозможно. Слишком поздно…
18
Только вечером она решила, взяв себя в руки, позвонить своему брату и рассказать ему о своей утрате – потере выступления в концерте.
– Но, пожалуйста, – попросила она, – не начинай проклинать японскую пианистку, она ни в чем не виновата. Кто истинный виновник – я знаю. А чего я хочу от тебя, Хони, – это небольшой компенсации. Скажем, так – Жорж Бизе вместо Моцарта.
– Жорж Бизе?
И она рассказала ему о готовящихся съемках «Кармен», которая должна начаться и происходить у подножья Масады; съемках, для которых, как ей сказали, потребуется женская массовка, причем не обязательно молодежь, что же обязательно – это способность понимать музыку этой оперы, слушать ее и реагировать соответствующим образом. Работа эта оплачиваться не будет, но предоставлено будет проживание в хорошем отеле на берегу Мертвого моря и, конечно, как неотъемлемая часть работы, троекратное посещение самой оперы, а это, как ты знаешь, – и пение, и музыка, и великолепные пляски… Да, иерусалимская квартира вынужденно окажется пустой эти три дня, но если этот момент является причиной маминого беспокойства, она может въехать туда вместо нее. Три дня, проведенные в Иерусалиме… ничего ужасного в этом нет.
