4. Попытки высвобождения индивидуальности из коллективной психики
a. Регрессивное восстановление персоны
471 Невыносимое состояние идентичности с коллективной психикой побуждает пациента, как мы уже говорили, предпринять те или иные радикальные меры. Для выхода из состояния «богоподобия» есть два пути. Первая возможность – попытаться регрессивно восстановить первоначальную персону, контролируя бессознательное с помощью редуктивной теории – например, объявить, что это «всего лишь» вытесненная и инфантильная сексуальность, которую лучше заменить нормальной сексуальной функцией. В основе этого объяснения лежит явно сексуальная символика языка бессознательного и ее конкретное толкование. Или же можно обратиться к теории власти и, опираясь на равно несомненное стремление к власти бессознательного, интерпретировать чувство «богоподобия» как «маскулинный протест», как инфантильное желание господства и безопасности. Равным образом бессознательное можно объяснить сквозь призму архаической психологии примитива; такое объяснение не только позволяет учесть сексуальную символику и стремление к «богоподобной» власти, которые проявляются в бессознательном материале, но и отдает должное его религиозным, философским и мифологическим аспектам.
472 В каждом случае вывод всегда будет один и тот же: все сводится к отрицанию бессознательного как чего-то бесполезного, инфантильного, бессмысленного, невозможного и устаревшего. После такого обесценивания остается только смиренно пожать плечами. Для пациента, если он хочет жить рационально, нет другой альтернативы, кроме как постараться воссоздать этот сегмент коллективной психики, который мы называем персоной, прекратить анализ и по возможности постараться вообще забыть, что он обладает бессознательным. Прислушаемся к словам Фауста:
(257)
Я этот свет достаточно постиг.
Глупец, кто сочинит потусторонний,
Уверует, что там его двойник,
И пустится за призраком в погоню.
Стой на своих ногах, будь даровит,
Брось вечность утверждать за облаками!
Нам здешний мир так много говорит!
Что надо знать, то можно взять руками.
Так и живи, так к цели и шагай,
Не глядя вспять, спиною к привиденьям,
В движенье находя свой ад и рай,
Не утоленный ни одним мгновеньем!
[203]473 (258) Такое решение было бы идеальным, если бы человек действительно мог избавиться от бессознательного, лишить его либидо и сделать его неактивным. Но опыт показывает, что лишить бессознательное энергии невозможно; оно остается активным, ибо не только содержит, но и само есть источник либидо, из которого возникают все психические элементы – мысле-чувства или чувство-мысли, еще не дифференцированные зародыши формального мышления и чувствования. Таким образом, было бы заблуждением считать, что с помощью некой магической теории или метода можно полностью изъять либидо из бессознательного и, тем самым, ликвидировать его. Для человека, питающего такую иллюзию, неизбежно настанет день, когда он будет вынужден повторить слова Фауста:
Фауст:
…Теперь все привиденьями полно,
И поделом, оно не мудрено.
Ведь даже если мы разумны днем,
Нас ночь пугает нехорошим сном.
Услышу на прогулке поутру
Прокаркает ворона – не к добру!
Поверьями кругом опутан свет,
Все неспроста, и все полно примет,
И мы дрожим, и всюду колдовство.
Дверь скрипнула. Не вижу никого.
Здесь кто-то есть?
Забота:
Есть кто-то, спору нет.
Забота:
Я там, где надо, нахожусь.
Фауст:
К заклятьям не прибегну и сдержусь.
Забота:
Если внять мне не желаешь,
Сердцем ты меня узнаешь.
В разных видах я везде
Всех держу в своей узде
[204].
474 (258) Бессознательное нельзя проанализировать до конца и тем самым парализовать его активность. Ничто не в силах лишить бессознательное его силы, даже на короткий период времени. Пытаться сделать это с помощью метода, описанного выше, значит обманывать себя. Неминуемый результат – обычное вытеснение, только в новом обличье.
475 (258) Мефистофель оставляет «дверь» открытой, на что следует обратить особое внимание, ибо это реальная возможность для некоторых людей. Он говорит Фаусту, которому надоело «магическое безумие» и который с радостью покинул бы кухню ведьмы:
Способ без затрат,
Без ведьм и бабок долго выжить.
Возделай поле или сад,
Возьмись копать или мотыжить.
Замкни работы в тесный круг,
Найди в них удовлетворенье.
Всю жизнь кормись плодами рук,
Скотине следуя в смиренье.
Вставай с коровами чуть свет,
Потей и не стыдись навоза —
Тебя на восемьдесят лет
Омолодит метаморфоза
[205].
[Любой, кто считает возможным жить такой жизнью, никогда не подвергнется опасности потерпеть фиаско, ибо его природа не принуждает его биться над проблемой, которая ему непосильна. Однако если однажды он все-таки столкнется с ней, этот путь будет для него закрыт.]
б. Идентификация с коллективной психикой
476 (260) Второй путь ведет к отождествлению с коллективной психикой. Это равносильно принятию «богоподобия», но теперь уже превращенного в систему. Иными словами, субъект становится счастливым обладателем единственной великой истины, которая только и ждала, когда ее откроют, обладателем эсхатологического знания, в котором заключается спасение народов. Эта установка не обязательно мегаломания в непосредственной своей форме, но более распространенная и более мягкая форма профетического (пророческого) вдохновения и жажды мученичества. Для субъектов со слабой психикой, которые часто обладают непомерно развитым честолюбием, тщеславием и неуместной наивностью, опасность поддаться этому искушению слишком велика. Доступ к коллективной психике означает для индивида обновление жизни независимо от того, приятно это обновление или нет. Все хотели бы ухватиться за это обновление: один – потому что оно усиливает его чувство жизни, другой – потому что оно обещает богатый урожай знаний. Оба, не желая лишать себя величайших сокровищ, скрытых в коллективной психике, будут стремиться всеми доступными способами сохранить свою новообретенную связь с первичным источником жизни
[206]. Идентификация кажется наилучшим способом достижения этой цели, ибо растворение персоны в коллективной психике побуждает человека погрузиться в этот «океан божественности» и забыться в его объятиях. Эта доля мистицизма присуща всем людям в виде «тоски по матери», ностальгии по источнику, из которого мы произошли.
