В самом начале нашей беседы мы отмечали, что на северо-запад Руси скандинавские поселенцы-колонизаторы прибыли одновременно со славянами в начале – середине VIII века. Максимальная фора, которая могла быть у тех или других, составляла примерно 25 лет. Это означает, что движение людей и ресурсов было синхронным: с одной стороны, славяне наконец дошли до границ своего ареала, а с другой – скандинавы двинулись со своих земель им навстречу. Причем в некоторые места скандинавы добрались заметно раньше славян. Об этом часто забывают, рассуждая о норманнской проблеме, которая уже, честно говоря, набила оскомину.
Возьмем, например, Муром – знаменитый древний город, в окрестностях которого проживало финно-угорское племя мурома. В нем скандинавские находки (в том числе и оружие) прослеживаются заметно раньше славянских. Примерно в IX веке на данных землях уже однозначно присутствовала заметная скандинавская прослойка. Славяне же там появились только в X веке – то есть на 30–50 лет позже. По крайней мере, такой вывод можно сделать, исходя из тех данных, которыми сейчас располагает наука. На этом основании можно уверенно строить определенные предположения.
К середине VIII века начинает образовываться дорюрикова Русь. Тогда она еще не была никакой Русью – слово звучало как «ротсман». Затем оно то ли при посредстве финского языка, то ли напрямую из скандинавского перешло в русский. Методы лингвистического анализа убедительно доказали, что «ротсман» отлично трансформируется в «Русь». Это один из немногих случаев, когда лингвистические характеристики обеих контактирующих сторон максимально совпадают. Не углубляясь в подробности, напомню читателям вкратце, что в силу фонетических особенностей, присущих нашему языку в то время, мы просто физически не смогли бы выговорить слово «ротсман», с таким количеством согласных звуков подряд. В ту далекую пору закрытые слоги в нашем языке были запрещены (точнее, невозможны). Между прочим, слово «Русь» не заканчивалось на мягкий знак – потому что никакого мягкого знака тогда не существовало, вместо него был некий краткий звук
[145], а современное «у» было диграфом «оу». Поэтому «Русь» звучало как «Роуси». Если объяснить максимально упрощенно (да простят меня ученые-филологи), то все происходило примерно так. Однажды некие ротсман прибыли к нам и представились: дескать, мы гребцы. Думается, что окончание «-ман» было отброшено участниками контакта как нечто незначительное. Осталось качественное определение данной группы людей, то есть «человек весла», «гребец». Иноземное «ротс» превратилось в славянских условиях в «роу». Одному согласному звуку из двух пришлось, под действием фонетического закона о благозвучии, выпасть. Однако на этом приключения чужого слова в наших землях не закончились: ведь если не будет гласного после согласного, то слог окажется закрытым. А такого, как мы уже знаем, нельзя было позволить… В итоге получилось Роуси, ставшее впоследствии Русью. Эта самая русь/роуси в узком, этническом смысле слова появляется в наших краях на регулярной основе к середине VIII века. В начале данной главы мы на примере происшествия на Сааремаа стали свидетелями того, как такие люди осваивали противоположное побережье Балтийского моря – с разной степенью успешности. Чем дальше, тем больше наблюдаются следы их хозяйственной деятельности. Ведь, повторюсь, викинг – обязательно носитель определенной культуры и хозяйствующий субъект. Одним словом, колонизатор. Этим они везде и занимались – что в Исландии, что на Фарерских островах, что в Англии, не говоря уже о том, что присвоили Сицилию с половиной Италии.
На том дело не заканчивается. Дорюрикова Русь практически отсутствует в наших письменных памятниках. В «Повести временных лет» она почти не описана. Там сказано лишь, что в 859 году варяги из-за моря стали взимать дань со словен, кривичей, чуди, мери и веси; потом народ возмутился, изгнал варягов и немедленно передрался между собой. Следующим эпизодом в «Повести…» является уже известная история 862 года с призванием Рюрика. (Напоминаю: все даты, которые относятся к этому времени, условные.) Так заканчивается аналитическая часть «Повести временных лет» – и начинается историческая, где абсолютно все даты реконструированы, причем неправильно. Летописец весьма серьезно ошибся.
Рюрик, по мнению летописца, является родоначальником династии – ее легитимным основателем. Однако что-то не сходится: всего несколько лет назад весьма неприятная история вышла с его соотечественниками… Впрочем, мы знаем о дорюриковой Руси не только из ПВЛ. В четвертой главе данной книги, посвященной походам викингов, мы подробно разбирали известное сообщение «Бертинских анналов» о том, что вместе с посольством византийского императора Феофила ко двору Людовика Благочести вого прибыли некие люди, именовавшие себя «посланцами Хакана народа рос». Феофил снабдил их письмом к Людовику с просьбой по возможности безопасно препроводить домой этих союзников Византии. Дескать, обратная дорога для них может оказаться опасной, так как вокруг живут злые дикие народы, которые могут их обидеть. Но, как мы помним, император Людовик опознал подозрительные физиономии – и, предприняв расследование, выяснил, что это шведы. Напомню, данный сюжет разворачивался в 839 году: тогда викинги изо всех сил терроризировали Франкскую империю. Немудрено, что Людовик их узнал: и характерную внешность, и речь, и повадки. Что происходило дальше, доподлинно не известно, однако имеются некоторые предположения, иллюстрируемые материальными находками.
Думается, что уже существовало определенное государственное (точнее, протогосударственное) образование. Или же просто территория, находившаяся под контролем некоего кагана росов. Кто такие росы, мы уже знаем. Это те самые скандинавы, которые в одних местностях представлялись викингами, а в других – там, где не собирались сильно безобразничать, – гребцами. Тут важно иметь в виду, что викинг, как и гребец, – это не этноним, не название народности (точно так же, как и фотограф). Это профессиональный признак, который их объединял и по которому местным жителям было легко их определить.
А дальше мы вступаем на очень зыбкое поле. Потому что в данной истории много неясностей. Получается, эти росы находились, условно говоря, в вассальной зависимости от кагана. То есть от хазарского кагана – ибо кто еще мог называться каганом? Именно такой титул носили степные правители. Из «Повести временных лет» нам известно, что в это время хазары подводят под дань полян (то есть будущих киевлян) и вообще все южнорусские племена. В ту же пору скандинавы облагают данью северные племена.
Итак, южнорусские земли подведены под хазарскую дань, и в наши степи широким потоком идут хазарские культуры (в первую очередь салтово-маяцкая
[146]) – оружие, костюм, конская упряжь. Славяно-скандинавское население воспринимает влияние с двух сторон – от хазар и от венгров
[147]. В Бирку попадают вещи из хазарского обихода. Тогда же происходит еще одно уверенно датируемое событие. По заказу хазар византийцы строят крепость Саркел
[148], ориентированную на Южную Русь. Она должна была контролировать взимание дани со славян; ее в свое время был вынужден брать Святослав. В IX веке Саркел находился на пике могущества. Нельзя исключать, что скандинавы, переселившиеся с севера на юг, могли принять зависимость от таких влиятельных людей, как хазары. А почему бы и нет? Тем более что в дальнейшем наблюдается любопытное сотрудничество русов и хазар. Дело в том, что хазары, исповедовавшие иудаизм, имели серьезные проблемы с мусульманским окружением. Во все времена религия являлась важнейшим маркером «свой – чужой». Понятно, что мусульманские государства воевали с хазарами не потому, что те были иудеи, а потому, что у них было что отобрать. Однако официально подобные конфликты обставлялись как войны с неверными
[149].
