– А на понятном языке это что?
– «Пьяные почки».
– И что мне светит? – кивнув, спросила Элизабет.
– Если бы я смогла отправить вас в санаторий, на постельный режим, сдержать распространение сифилиса, удалить из вашей жизни джин и перевести вас на молочную диету, перспективы были бы вполне благоприятными.
– А если без всего этого?
– Тогда не слишком.
Элизабет посмотрела на обшитый дранкой потолок сарая и сказала:
– Вы меня так заботливо лечили. И сифилис. И бронхит. Потом когда я инфлюэнцу подцепила. Жаль, что вы уезжаете.
– Мне самой жаль.
– Зачем уезжаете?
– Есть один человек… очень дорогой для меня. Он нуждается в моей заботе.
– Кто ж позаботится обо мне, когда вы уедете?
– Доктор Хэтчер. В новой больнице.
– Она не вы.
– Она понравится вам больше. Я видела, как она рассмешила пациента, делая ему укол в ягодицу.
– Одному Богу известно, где бы я сейчас была, если бы не смеялась, – сказала Элизабет. – Значит, меня ждет тяжкий конец?
– Не самый тяжкий, но и слишком легким я его не назову. Вы не волнуйтесь. Больница вот-вот откроется. Там у вас будет койка. Присмотр медсестер. И в конце – уколы морфина. Вы знаете, куда обратиться, когда станет совсем плохо.
Элизабет кивнула.
– Вот вам шиллинг за осмотр. – Она достала монету из кармана. – Вчера вечером корабль пришел. Я оказалась там первой.
Индия взяла женщину за руку, прикрыв ее же пальцами монету на ладони.
– Оставьте себе, Лиз. Лучше зайдите в закусочную и возьмите тарелку супа.
Элизабет крепко обняла Индию:
– Уж не знаю, куда вы отправитесь, доктор Джонс, но люди в тамошнем краю будут счастливы заполучить такого врача, как вы.
Пациентка ушла. Индия смотрела ей вслед, и на глаза наворачивались слезы. Как же она будет скучать по Элизабет Даркин и всем женщинам Уайтчепела. По говорливым фабричным девчонкам, крикливым проституткам, молоденьким женам. По всем английским, ирландским, русским, китайским матерям, ухитрявшимся кормить и одевать своих детей на фунт в неделю, добавляя к мизерным деньгам лишь молитвы. Они преподали ей много замечательных уроков. Научили такому, чего не найдешь ни в одном учебнике.
Колокола церкви Христа прозвонили десять часов. Пора. Пока больница не открылась, Индия, Харриет и Элла принимали пациентов все в том же сарае на заднем дворе. А теперь она не увидит даже открытия больницы. Через несколько часов она встретится с Сидом, и они покинут Лондон. Не через две недели, как собирались. Этим же вечером. Во всяком случае, Индия надеялась с ним встретиться. В последний раз они мельком виделись три дня назад. С того страшного дня, когда Сид отправился в «Баркентину», а вскоре в их еще не открытую больницу привезли раненого Джо Бристоу.
Индия попросила Салли Гаррет передать Сиду, чтобы сегодня в полдень он ждал ее на квартире, откуда они немедленно уедут. Все эти дни она, снедаемая волнением, отчаянно надеялась, что Сид по-прежнему на свободе и сумел получить ее послание. Им нужно немедленно уезжать из Лондона. Судьба не оставляла им выбора. Джо перевезли в Королевскую бесплатную больницу. Его состояние ничуть не улучшилось. Сейчас он находился под попечительством другого врача, однако Индия часто заходила его проведать. Джо по-прежнему находился без сознания. Его несчастная беременная жена так и не оправилась от шока и едва могла говорить. Газеты вопили, требуя голову Сида Мэлоуна.
Индия сердцем чуяла: Сид не совершал этого жестокого, бессмысленного поступка. Все знавшие его были того же мнения. Однако Фредди, полиция и газетчики считали Сида виновным. В случае обнаружения ему грозил арест. Они с Сидом оба знали: случись такое, он предпочтет скорее умереть, чем снова оказаться в тюрьме.
На Индию обрушился шквал эмоций: страх за Сида и грусть прощания со своей мечтой. Она вышла из сарая, куда сразу же вошла Харриет Хэтчер, ведя за руку маленькую девочку. За ними шла мать ребенка.
– Миссис Берк, я знаю, как ваша Эмили любит собаку. И все равно вы не должны позволять дочери спать на собачьей подстилке. Это первейший способ заразиться глистами, – сказала Харриет, выпучив глаза на Индию.
Индия печально улыбнулась. Обвела глазами двор, все эти месяцы служивший приемной их кабинета. Попыталась запомнить каждую мелочь. На заборе сидел драный уличный кот. На него из соседнего двора лаял дряхлый беззубый бультерьер Эдди. В курятнике кудахтала дюжина кур. Рядом Арон, Мириам и Солли ощипывали еще дюжину. Неподалеку стоял старинный медный котел, все еще полный мутной воды после утренней стирки. Индия старалась запомнить всех своих пациентов, всех этих женщин и детей, ставших теперь пациентами Харриет. С бывшей однокурсницей они уже попрощались. Индия прошла в кухню и внутренне сжалась, не представляя, как будет прощаться с Эллой и ее матерью. Обе находились на кухне: Элла мыла посуду, а миссис Московиц готовила.
– Черт тебя побери, Индия, неужели мы и впрямь прощаемся?! – спросила Элла, вытирая руки полотенцем.
– Ох, Элла, боюсь, что так.
– Но как я без тебя? Ты же моя лучшая подруга.
– И ты моя лучшая подруга, – сказала Индия, обнимая ее. – Как только устроимся, я напишу.
– А потом ты все-таки вернешься?
– Надеюсь, – ответила Индия, громко шмыгнув носом.
– Ты что? Что еще случилось?
– Ничего. Просто у меня такое чувство, будто я оставляю… словом, все. Я даже сомневаюсь, буду ли снова заниматься медициной, – дрогнувшим голосом призналась Индия.
– Чепуха! Разве в Америке нет больных? – спросила миссис Московиц. – При золотых-то россыпях в Калифорнии? Да они там платят врачам кучу денег.
– Вы, конечно же, правы, – улыбнулась Индия и поцеловала миссис Московиц в щеку. – Вы оказались правы и в другом.
– В чем это?
– В том, что говорили о любви. Вы тогда верно сказали: не ты выбираешь любовь. Любовь выбирает тебя.
– Индия, не говори маме, что она права. Она нос задерет!
Миссис Московиц шлепнула дочь деревянной ложкой.
– Сид Мэлоун – хороший человек, – сказала она Индии. – А рядом с тобой станет еще лучше.
Миссис Московиц поцеловала Индию в лоб, потом обняла. От этой женщины пахло петрушкой, чесноком и курятиной. Чистым бельем и свежим хлебом. Слезы, все это время сдерживаемые Индией, хлынули ручьем. Даже покидая Блэквуд, она не испытывала такой грусти. Но шумная, переполненная квартира над рестораном стала для нее настоящим родным домом, каким никогда не был Блэквуд. И семья Московиц стала ей ближе родительской семьи.
– До свидания, миссис Московиц, – прошептала Индия. – Спасибо вам за все.
Миссис Московиц разжала руки и торопливо вытерла фартуком глаза.
