– Ты же только что сказал, что не хочешь тусоваться ночью на кладбище. Уже небезопасно здесь одному таскаться, давай я пойду с тобой, – больше из вежливости, чем от реального желания охранять моего полубезумного приятеля, предложил я.
– Нет, не надо. Здесь недалеко, я успею покинуть сей погост прежде, чем мёртвые начнут пробуждаться. – По тону его и странной подборке слов я понял, что могу быть свободен.
Следующий день ознаменовался появлением на моей страничке в Facebook поста с фотографиями красивых (Ниязи неплохо владел фотошопом) лиц скорбящих и букетами, которые придавали моей могиле сходство с цветочной лавкой. Среди прочих были там и фото Сайки, в руках которой я с изумлением обнаружил пышный букет алых роз. Она казалась заплаканной. Я решил, что надо бы выяснить, что это с ней такое творится. Не может же она меня в самом деле оплакивать!
Отчёт вышел красочным и стал популярным. Люди отмечали друг друга на фотографиях, как будто после вечеринки, писали комментарии и ставили лайки. Я с нетерпением ожидал завтрашнего выхода известия о «вандализме».
Позже мне позвонил Джонни, возбуждённый, как никогда.
– Бля, чувак! – проревел он так, что мне пришлось слегка отстранить телефон от своего многострадального уха. – Ты сейчас ох…ь, это просто п…ц! Они хотят, чтобы мы выступали у них.
– Мне кажется, я пойму чуть больше, если ты используешь для объяснения ещё какие-нибудь слова, кроме матерных, – осторожно сказал я. Обычно я понимаю по контексту, что подразумевает Джонни под тем или иным словом, но в этот раз, по всей видимости, произошло что-то не совсем обычное, не поддающееся интерпретации. – Кто они? Где – у них?
– Они хотят, чтобы мы играли в «Энергетике»!
– Джонни, сволочь, кто – они?! – разозлился я.
– Бля, да хозяева «Энергетики»!!!
– …О!
– А я тебе о чём?
Это был успех. Energetica – один из самых дорогих и помпезных клубов города, который приглашал только… ну, скажем так, мировых полузвёзд. Исполнителей и диджеев, широко известных в узких кругах любителей определённых жанров музыки. Ни одна из любительских рок-групп даже и мечтать не смела о том, чтобы играть там.
– Они хотят? – решил уточнить я на случай, если чего-то не так понял. – То есть мы их не подкупали? Не шантажировали? Не умоляли, валяясь в ногах?
– Нет! Они сами предложили. Правда, бесплатно, пидоры.
– Это уже больше похоже на правду. – И всё же это был большой шаг вперёд. – А с кем они говорили?
– Они позвонили богатому говнюку. – Ага, значит, они разговаривали с нашим негласным администратором, Микой. Но меня не покидало ощущение, что где-то здесь порылся Ниязи.
– Слушай, Джонни, это точно не розыгрыш?
– Да х… тебе. Мика уже п…ет в «Энергетику», п…ит с админом там.
И вдруг до меня дошло, что как раз я-то и не буду выступать в «Энергетике». С досады я долбанул кулаком по дверце шкафа, отчего висящие там ремни жалобно зазвенели пряжками. Ну ладно. Уж на фестивале в Тбилиси, где никто не осведомлён о моей смерти, я буду выступать сам.
– Что, получается, вся группа знает, кроме меня?
– Кххх. – Джонни то ли закашлялся в смущении, то ли виновато вздохнул. – Вроде все. А, нет. Сайка не знает.
Тут мне смертельно захотелось увидеть Сайку, и я поехал к ней домой. Вообще-то я терпеть не мог бывать у неё. Депрессивный район, не представляю, как можно жить в таком месте и не сойти с ума или не покончить с собой. Каждый раз, добираясь туда, я не узнаю места, которые проезжаю. И вечно мне кажется, что в конце широкой дороги непременно должно обнаружиться море, хотя мне известно, что его там нет и быть не может – дорога ведёт на запад, а море у нас на юге, востоке и севере. На западе – только дикие страшные холмы. Откуда берётся воспоминание о море, я не знаю.
Сайка была дома одна. Сначала она даже не поверила, что я вот так вот заявился без предупреждения. Она долго вопрошала из-за двери, в которой их семейство так и не удосужилось сделать глазок, «Кто там?», после приоткрыла дверь, и в образовавшейся щели я увидел один её заспанный, ненакрашенный, слегка опухший глаз и волосы, которые напомнили мне срезанную высохшую виноградную лозу.
– Зачем э ты не предупредил меня? – завелась она, нехотя впуская меня в квартиру. – Я накраситься не успела.
– Как будто я тебя не видел ненакрашенной… – Я принюхался. Странный запах, знакомый, как будто совсем недавно я обонял что-то подобное, пропитывал квартиру.
– Сними обувь, – велела Сайка, и я, пытавшийся проскочить в комнату, минуя унизительную процедуру демонстрации носков, был вынужден всё же разуться. Вот уж на какой почве мама с Сайкой точно поладили бы.
Войдя в её спальню, я ужаснулся. Туалетный столик, в былые времена погребённый под завалами косметики, теперь был заставлен цветами, словно в гримёрке какой-нибудь примы, вот только на зеркало Сайка прицепила мою фотографию. Под фотографией выстроились неровным рядом свечи разного размера. Свечи пахли ароматическими маслами, а цветы воняли кладбищем. Траурные красные зонтики гвоздик торчали из множества безвкусных вазочек. Среди гвоздик затесались и другие цветы, в том числе и Сайкины розы. Я узнал их всех в лицо.
– Мне кажется или это цветы, которые люди возложили на мою могилу?
Сайка приоткрыла рот и уставилась на меня, явно не соображая, о чём я толкую.
– Это Ниязи вчера принёс… – сказала она наконец.
– Что?! Откуда он знает, где ты живёшь?!
– Я ему сказала. Попросила его, чтобы принёс все эти цветы.
Во всяком случае, теперь мне стало ясно, зачем вчера Ниязи хотел остаться один.
– Так зачем тут стоят все эти цветы и висит моя фотка? – дружелюбно спросил я.
– Не знаю… Я не знаю зачем. Правда, я не помню. Почему я это сделала?!
Сайка начала метаться по комнате, выдёргивая букеты из ваз, осыпая брызгами полированное дерево, а потом резко остановилась и, к моему ужасу, заплакала.
Обнимая её, гладя по волосам, я пытался вспомнить, когда в последний раз видел её весёлой, а не проливающей потоки слёз. Ещё немного – и она будет ассоциироваться у меня исключительно с бумажными носовыми платками. Я вспомнил девушку, с которой встречался до Сайки. Лишь раз я видел её плачущей, и это выглядело… привлекательно. Плакала она совершенно беззвучно и неподвижно, и только слёзы катились из глаз, как у статуи святой, решившей явить людям чудо. Сайка же плакала всеми отверстиями своего лица, множа вокруг себя мокрые белые комки салфеток, которые приходилось потом подбирать в основном мне, и сопровождала это всё весьма раздражающей вокализацией.
– Ну ладно, ты просто запуталась, – сказал я и тут же выложил свой козырь: – Ты знаешь, нашу группу пригласили выступать в «Энергетике».
– Ты врёшь?
