Как-то утром, когда я торопился на раннее свидание с Сайкой (чего-то ей вздумалось покататься на роликах на бульваре, а я должен был её страховать), меня отловил дядя Рауф.
– Сынок, я тут о крысах думаю. Прямо жить не дают. Ядом не хочу их травить – вдруг кошки съедят и отравятся? В мышеловку всех не поймать да… А я тут такой способ в интернете нашёл. Надо вывести Пожирателя Крыс! Вот.
Я был в недоумении и сразу придумал название для комикса – «Пожиратель Крыс против Крысиного Короля». Пока мне было не совсем ясно, в чём заключается идея дяди Рауфа, но звучание мне очень понравилось.
– Это ты берёшь одну большую крысу, сажаешь её куда-нибудь. Сначала кормишь крысиным мясом. Потом подбрасываешь ей полуживую крысу…
Мне стало дурно. Я уже догадался, в чём заключается метод. Только такое подлое существо, как человек, могло додуматься до подобной мерзости. Дядя Рауф, однако, неправильно истолковал гримасу на моём лице, и продолжал:
– Потом и здоровых крыс подбрасываешь. В конце концов получается крысоволк! Выпускаешь его на волю, он своих жрать начинает, и все крысы с этого места уходят. А?! Что скажешь?
– Не знаю, – кисло промямлил я. – Это вы что, будете крысу резать на мясо?
– Да, неприятно, а что делать, – ответил дядя Рауф, жалобно взглянув на меня, словно ожидая, что я дам ему индульгенцию. – Мышеловки уже расставил…
– Вам ещё ждать, пока действительно крупная крыса попадётся. – Может быть, ему станет неохота ждать большую крысу, и он откажется от этой идеи.
– Ничего, попадётся. Обязательно попадётся, – оптимистично заверил меня дядя Рауф.
– Ну ладно… Я пойду?
– Иди, сынок, иди. – И дядя Рауф обратил свой взор на другого соседа, спускавшегося по крошащейся лестнице.
Две недели прошли в подготовке к фестивалю в Тбилиси, я написал новую песню – о крысах, которые как бы и крысы и люди. Какие-то жалкие четырнадцать дней тянулись, словно срок тюремного заключения. Тогда-то мне и пришла в голову мысль, что жизни – в её узком понимании – не существует. Череда увлекательных эпизодов в кино, книгах и даже у знакомых нам кажется жизнью – на самом деле сильно сжатый отрезок очень длинного времени. Нам показывают события, но не показывают то, что между ними. Попробуйте нарисовать что-нибудь на куске резины, а потом сильно растянуть. Рисунок исчезнет. Так же происходит и с жизнью. В Instagram мы видим красивые фотографии еды, но не видим, как хозяйка часами потом отмывает посуду. Мы видим красочные отчёты из путешествий, но кто же выложит долгие одиннадцать месяцев рабского труда, благодаря которым путешествие становится возможным?
В день сдачи надгробья позвонил Ниязи и с непонятным мне триумфом закричал:
– Этот ушлёпок говорит, что памятник ещё не готов, но «совсем скоро будет!».
– Ну, ты предупреждал, что так будет.
– Да! И чтобы так не было, я взял твою фотку и отнёс её этому торопыге.
– Хочешь его растрогать, что ли?
– Нет, сказал, что покойник – это ты. А ты возьмёшь и явишься ему. Вопрошая, почему могила твоя до сих пор без памятника, почему не исполнил он данного им обещания.
– Ну, нет, – твёрдо сказал я. – В этом спектакле я не играю. Он сразу поймёт, что мы его разыгрываем.
– Всё будет натуралистично. Никаких переборов. Тихо войдёшь в цех, как только он тебя заметит – уйдёшь.
– У меня репетиции!
– Когда?
– Когда я не ем и не сплю!
– Ну не будь ты таким скучным куском мяса! – с ощутимым даже по телефону отчаянием завопил Ниязи. – Это же весело! Тебя что, Эмиль покусал?
«В самом деле, – подумал я, – Эмиль же меня вроде бы не кусал».
– Хороший аргумент. Ладно, будь по-твоему. Что я должен делать?
Скульптор оказался тощим тёмным человеком с глубоко запавшими глазами, очень похожим на своих непосредственных клиентов, когда они уже немного полежат в покое под сухой апшеронской землёй. Имя его было Ибрагим – как песня группы Queen, как хруст в костях.
Когда мы с Ниязи осторожно заглянули в окно мастерской, он задумчиво созерцал скрытый от наших глаз эскиз, то придвигаясь ближе, то отступая и время от времени испуская клокочущий вздох. Кажется, его одолели родовые муки творчества.
– И каков план? – спросил я, когда мы отошли от мастерской на приличное расстояние.
– Ты пока не похож на покойника. – Ниязи осмотрел меня и нахмурился, мгновенно оживив пейзаж своего лба целым Гранд-Каньоном складок.
– И что теперь?
– Как выглядит ваш домашний призрак?
– Ну, она не молода и не красива.
– А из признаков призрака?
– Не просвечивает, если ты об этом. Выглядит совершенно обычно. И уж во всяком случае, выглядит более живой, чем этот Ибрагим.
– Нет, это не годится. – Ниязи нервно постучал костяшками пальцев друг об друга. – Ты в роли мертвеца должен выглядеть убедительно. – Тут он проворно наклонился, зачерпнул горсть серой пыли и самым подлым образом хлопнул меня по голове. Я успел зажмуриться, но не успел закрыть рот и несколько минут только кашлял, пытаясь выговорить хоть какие-нибудь ругательства в адрес Ниязи.
– Ты, больной сукин сын, я же дух, а не зомби! – выкрикнул я, проплевавшись.
– Прибереги свой праведный гнев для нашего скульптора, – хихикнул мой приятель.
– Если он меня вообще теперь узнает. На фотографии я чистый. – Попытка разглядеть в телефонном экране своё отражение закончилась бесславно. Ниязи тем временем перебирал волосы у меня на голове с таким важным видом, как будто воображал себя известным стилистом. Только вместо укладочного средства была засохшая земля.
– Жизнерадостный жирный блеск нам не нужен, – сказал он, возя пыльными ладонями по моему лбу.
– Нет у меня никакого жирного блеска! Кончай меня лапать! – Я попытался отпихнуть Ниязи, но тот отскочил раньше, и я только пронзил руками ни в чём не повинный воздух.
– Так, отлично. – Главный режиссёр предстоящего спектакля решил, что грима с меня хватит. – Теперь вспомни Гамлета.
– Отца?
– Его, родимого. Помнишь? Он был печальный, тихий, вёл себя культурно…
– В отличие от нашего призрака, – ввернул я.
– Нордический характер. Будь как он. В меру – загробной печали, в меру – чувства собственного достоинства, а главное – упрёк. Ему должно стать не столько страшно, сколько стыдно, понимаешь?
– Скорее всего он просто поймёт, что это – пранк, – уныло возразил я.
– Ты недооцениваешь степень суеверности необразованных масс.
– Мы с тёткой Мануш вроде бы уже выяснили, что призраки – это не суеверия.
– Тем более. Почему бы Ибрагиму не поверить в то, что ты мёртвый? Думаешь, часто ему надгробья для живых заказывают?
