– Ну, теперь я понимаю, почему Ниязи так веселился, когда говорил, что эта Нигяр очень любит своих родственников, – фыркнул я.
– Надо сказать… э-э… Илькину, – обеспокоилась Сайка.
– Ты что?! – иногда она бывает просто поразительно глупа. – Представь, как будет шикарно, если этот придурок на ней женится!
Сайка задумалась на пару секунд, затем ответила:
– Не думаю, что женится. По-моему, она ему вообще не понравилась. Он же в меня влюблён!
– А тебе только этого и надо, – прошипел я и отвернулся. Мгновением позже Сайкина голова легла на моё плечо, а её пальчики начали робко теребить рукав моей рубашки.
– Знаешь, – залепетала она, – мне в последнее время так страшно, я боюсь тебя потерять…
Ну вот, началось. Я тяжело вздохнул, и на меня сверху упал засохший лист тутовника. Почему-то было неохота поднимать руку, чтобы стряхнуть его, поэтому я передёрнул плечами, одновременно сбрасывая с себя голову Сайки, о которой как-то забыл. Она страшно обиделась, мне с трудом удалось убедить её, что я всего лишь стряхивал лист.
– И мне кажется, что ты с каждым днём отдаляешься, как будто уходишь куда-то в туман, – поэтически округлила она свою претензию, вернув голову на место.
Остаток свидания мы провели в странном молчании, словно её заявление провело между нами какую-то невидимую черту, которую каждый из нас не мог переступить – не знаю, почувствовала ли Сайка это, но мне представилось именно так. Когда я сажал её в такси, она вдруг закопошилась в сумке, извлекла оттуда объёмистый бесформенный свёрток и вручила его мне, немного стесняясь, кажется.
– Я испекла тебе круассаны, – прошептала Сайка.
– О… спасибо, – механическим голосом автонавигатора ответил я, поражённый страшной догадкой: она таки хочет взять меня в оборот, свадьбы хочет моя дерзкая, свободолюбивая Сайка, пышного белого платья с неуместной красной ленточкой, и кудахчущих тётушек хочет Сайка, да так хочет, что аж начала учиться готовить. Бежать! Отгрызть себе лапу и бежать!
Но я же люблю её? Преисполненный стыда за своё замешательство, я наградил Сайку поцелуем в губы столь долгим и страстным, что при виде такого разврата и бесстыдства старенький таксист, должно быть, оказался близок к сердечному приступу. На всякий случай я попытался запомнить номер машины и сказал Сайке:
– Позвони мне, когда будешь дома.
Круассаны (шоколадные) оказались ужасными: видимо, до таких кулинарных изысков бедная моя Сайка ещё не доросла. Я их всех скормил крысиному королю без сожаления, кажется, ему понравилось. Выполнив свой долг перед дикой природой, нуждающейся в поддержке человека, я позвонил Джонни и поделился с ним своими переживаниями по поводу Сайки.
– Конечно, я её очень люблю и хочу быть с ней, но ты только представь: это же надо устраиваться на нормальную работу, квартиру брать, потом дети пойдут, она же не захочет брака без детей. Это болото! Оно меня засосёт, и всё – прощай, мировая слава, прощай, богатство, прощай, заграница, в конце концов!
– Чувак, оте…сь от меня, делай как знаешь. Это твоя жизнь, не хочу давать тебе советы, – проскрежетал Джонни мне в ухо. – Пока она тебе ничего же не говорила?
– Прямо – нет, не говорила… – «Значит, пока всё не так критично», – подумал я.
На следующий день Ниязи обрадовал меня известием, что необходимая сумма собрана («Ты звезда, друг мой, так быстро деньги не собираются даже на больных детей и животных!»), и любезно пригласил меня заняться вместе с ним разработкой проекта памятника на моей могиле. Первым естественным порывом моим было отказаться от участия в этой безумной затее, от которой попахивало мошенничеством, о чём я гневно сообщил Ниязи.
– А я думал, что убедил тебя позавчера, – удивился он. – Инсценировать смерть – мошенничество? Имитировать творчество – вот мошенничество!!! – проорал он внезапно. – Быть каким-нибудь Гусейном Гулиевым – это мошенничество!
В соцсетях каждый человек может найти себе зрелище по вкусу. Страницы интеллектуального и не очень юмора, кулинарные блоги для тех, у кого роман с едой, спортивные страницы, полные портретов неправдоподобно округлённых женских ягодиц – для повёрнутых на фитнесе… Ну а те, у кого Богатый Внутренний Мир, непременно подпишутся на страницу Писателя. Нет – ПИСАТЕЛЯ.
У Писателя много ликов. Если он – мужчина, то его страница с красиво снятым и отфотошопленным портретом на обложке изобилует прекрасными цитатами о любви, которые постоянно разносятся фанатами Писателя по сети, подобно тому как семена взорвавшегося бешеного огурца разбрызгиваются по земле с миссией породить новые бешеные огурцы. Чрезвычайно популярен среди одиноких женщин и очень, очень, очень одиноких ранимых мужчин. Осчастливив благодарную аудиторию постом, гласящим: «Присутствие моей любви всегда будет рядом с тобой… Я буду держать тебя за карамельно-звонкую руку, когда ты шатаешься… Я буду кормить тебя журчаще-засахаренной халвой, когда ты голодна… Я буду подавать тебе платок из снов и ветра, если из твоих глаз польется плач… потому что я обещал тебя любить до конца наших жизней… (с) из книги…», получает тысячи восторженных комментариев: «Слова НАСТОЯЩЕГО мужчины», «Вы пишете так, как будто заглядываете прямо в душу!», «Ваша книга для меня откровение!!! Прочитала три раза и еще столько раз прочту!». Посмевший выразить сомнение в гениальности Автора будет немедля закидан мокрыми трусиками (мокрыми от слёз, а вы что подумали?!). Если вдруг случилось, что Писатель – мужчина не только снаружи, но и внутри, он напишет детектив или фэнтези. Выглядеть они будут словно сгенерированные алгоритмом искусственного интеллекта, основанным на изучении средненьких представителей жанра, и тем не менее Писатель наскребёт денег и издаст своё детище за собственный счёт захудалым тиражом, который раздаст всем знакомым и родственникам, а те будут умиляться, гордиться им: какой-де молодец, издал свою книгу!
Если же Писателю посчастливилось родиться женщиной, то не стоит ждать от него слезливых дамских романов, о нет, они – прерогатива Настоящего Восточного Мужчины, Писательница будет иронична, сатирична, напишет острый социальный роман о том, о чём на самом деле ничего не знает (поскольку не имеет в активе ни наблюдательности, ни знания человеческой природы, ни ценных информаторов, а лишь варится в соку своих собственных странных фантазий), или мистический детектив с лихо закрученным сюжетом (всё-таки кому, как не женщинам, уметь лихо закручивать сюжет! Это своё мастерство они без устали оттачивают на нас, мужчинах). В зависимости от степени начитанности и умения прочитанное осмыслить пишет либо с использованием минимума слов, игнорируя правила пунктуации и синтаксиса, либо строит громоздкие конструкции, полные архаизмов, создавая текст в духе какого-нибудь Мигеля де Сервантеса, причём так же неправдоподобно и вычурно изъясняются и герои в диалогах. В первом случае среди потенциальных читательских жертв Писательницы находится множество людей, которые советуют авторше почитать книги вместо того, чтобы писать свои, на что получают грубые и язвительные ответы, во втором жертва бывает загипнотизирована изобилием красивостей и монотонной гладкостью изложения. Но у каждой из авторш есть своя толпа почитателей.
