– А если кто-то из соседей спросит, почему тебя нет на похоронах отца, что мы им скажем? – спросила Зарифа.
– Это было бы очень нетактично с их стороны.
– Конечно, все знают: соседи – это такие тактичные люди, которые никогда не вмешиваются в чужие дела.
Я вздохнул:
– Скажите им, что на отца я очень сильно обижен. – И это даже не будет ложью.
Сайка решила помочь маме на кухне. Я слегка беспокоился, как они там поладят, особенно в свете моего обещания жениться, и очень надеялся, что мама не заговорит об этом с моей девушкой, для которой эта новость была бы большой неожиданностью. Тогда мне и в самом деле придётся жениться.
Услышав первые шаги на лестнице, я подтащил к себе пробегавшего мимо Ниязи и прошипел ему в ухо:
– Проследи, чтобы у мамы не был слишком жизнерадостный вид, – и спрятался в своей комнате со стаканом для подслушивания наготове.
В прихожей раздались тихие голоса, кажется, пришло сразу несколько человек, я различил среди них голоса Лейли – скрипучий и резкий – и Джейлы – потрясающее контральто, если, конечно, я не перепутал его с контратенором Ровшана. Все трое были моими одноклассниками. Сколько-то их придёт? Я одёрнул себя, ведь меня не должно было это волновать; пытаться нравиться людям и что-то для них значить – недопустимый признак слабости.
Нервно расхаживая по тесной комнате с перерывами на комплекс приседаний на кровать и стул, я считал, сколько раз открылась входная дверь, пропуская через себя людей, на чьи похороны я скорее всего не пошёл бы, и вскоре сбился со счёта. Тогда я решил приложить ухо к стакану, а стакан – к стене. Судя по голосам, в комнате Зарифы сидели девушки.
– До сих пор поверить не могу. Он был такой красивый. Я по нему так сохла в десятом и одиннадцатом классах, как только не пыталась привлечь его внимание! А он меня не замечал.
С потрясением я узнал голос Ксении, одноклассницы, которая снилась мне в эротических снах с восьмого по одиннадцатый класс (и потом ещё немного на первом курсе, пока я не завёл роман с другой девушкой). Просыпаясь после этих снов с чувством тоски и безысходности, я шёл в школу, смотрел на рыжие волосы Ксении, сидевшей передо мной, и мучился, боясь, что она догадается о моих чувствах и унизит меня. А оно вот оказывается, как было… Почему же я не заметил?
Нестерпимо хотелось выскочить из своей комнаты, ворваться к девушкам и объявить Ксении, что я жив и что я вовсе не игнорировал её. Тут, словно почувствовав эту рябь сексуальных эмоций на спокойной воде отстранённой скорби, ко мне вошёл Ниязи, потирая ручки, как муха.
– Ну как ты тут? Народу собралось больше, чем может вместить эта квартира. Видишь, как ты стал популярен.
– И почему это меня не радует?
– Всё только начинается! Хочешь, халвы тебе принесу с чаем? Твоя мама просто божественно её готовит! Я убедил её сварить ещё таз.
Вот тут-то я и в самом деле уверовал в могущество Ниязи.
– Да, принеси, будь добр. А то у меня такое ощущение, как будто там мою судьбу решают, а я пока здесь подожди. Неприятно, знаешь?
– Но сейчас действительно вершится твоя судьба, – серьёзно сказал Ниязи, поглядел на меня пару секунд, показавшихся мне лишними, и ушёл за чаем и халвой.
Я ещё немного развлёк себя подслушиванием – за стеной кто-то из девчонок плакал, протяжно и противно, скорее всего Сайка, вероятно, её артистическая натура прониклась духом происходящего. Что ж, этот плач звучал очень убедительно. Затем я поел халвы – и так стал единственным в мире человеком, отведавшим халвы на собственных похоронах, – после чего меня сморил сон, наверное, на нервной почве.
Когда я проснулся, всё уже было кончено. Меня официально похоронили, оплакали и отправились жить дальше, уже без меня. Ниязи прислал мне фотографию свежей могилы.
Сайка всё ещё была у нас, помогала маме прибираться после гостей. Мы решили пойти погулять, чтобы день не закончился на похоронной ноте. Я открыл шкаф, чтобы переодеться, и на ногу мне упал тяжеленный чемодан с зимними вещами. Заорал я громко от боли и неожиданности, но всё равно услышал что-то вроде ехидного смеха, донёсшегося из глубины моего гардероба.
Глава третья
Поминки
Уж не знаю, какая муза посетила художницу Аиду, но то, что она представила по истечении срока, превзошло мои ожидания. Она уловила пресловутую концепцию альбома на сто процентов, я даже восхитился, решив, что наша молодежь, может быть, не так безнадёжна, как кажется. Обложка играла всеми цветами моря, наш агрессивный логотип поднимался скалами из воды в самом верху, а внизу колыхалось отражением на волнах название самого альбома. У скал вода бесновалась, как сама жизнь в худшем её виде, внизу же становилась спокойной и безмятежной, как смерть. Динамика и контраст были в этой обложке. От имени Джонни (однако не соблюдая его неповторимый стиль) я разразился хвалебной и вполне искренней речью в адрес Аиды. Показал обложку ребятам, и они сказали, что это очень круто.
Концерт, посвящённый памяти меня, был назначен на одиннадцатое июля. Поздновато для поминок, но нам надо было ещё натаскать нового гитариста – замену мне, навсегда ушедшему музицировать в астрал.
Этот гитарист новенький – пацан лет восемнадцати со звонким голосом озорного, но положительного персонажа, – был талантливым самоучкой и сразу влился в коллектив. Звали его Тарлан. Это Джонни бросил боевой клич в интернет о том, что нам нужен тот, кто представит меня на концерте. Сразу же его личку разнесло, как женщину, беременную тройней: все хотели поучаствовать в грандиозном мероприятии. Джонни выбрал Тарлана, потому что тот был «не такой мудак, как все остальные». Уж не знаю, каким мерилом Джонни мерит степень мудизма, но выяснять я не стал. Парнишка, конечно, изрядно удивился, когда узнал, что я вовсе не утонул в мутных водах Каспия, а вполне себе здравствую. Кажется, сначала он даже разочаровался, но, когда я объяснил ему, для чего всё это придумано, он оценил лихость, с которой я водил за нос окружающих, и наглость авантюры, которая в любой момент могла рассыпаться, как карточный домик, от одного неосторожного чиха.
Мы пахали всей группой, множили копии альбомов, репетировали, кричали в соцсетях о предстоящем концерте, и, к чести скорбящих по мне, надо сказать, что пятьсот человек отметились, что «пойдут». Вот тут нам действительно стало страшно. Если хотя бы треть отметившихся завалится к нам на концерт – произойдёт давка! Мы цинично обсуждали, по сколько брать за входные билеты и за альбомы. Мы были катастрофически не готовы, но действовать приходилось быстро. Сайка заказала своей тайной портнихе сногсшибательный наряд. Казалось, что в целом мы потратим на концерт больше, чем соберём с него, но почему-то меня это совсем не беспокоило. Вокруг в кои-то веки происходили настоящие события. Вообще, в жизни происходит гораздо больше событий, чем нам кажется. Просто мы их не замечаем, потому что их не сопровождает эпический саундтрек. Но я-то сам могу написать для себя музыкальное сопровождение. В этом заключается бесспорное преимущество людей искусства перед всеми прочими людьми – мы всегда можем превратить свои страдания, мелкие радости, разные глупости, происходящие с нами, – всю эту шелуху существования – в сверкающие, изящные драгоценности, глядя на которые сторонний зритель завистливо вздохнёт: «Ах, какую интересную жизнь прожил человек, вот бы и мне такую!» А всего-то и нужно, что умение выбросить лишнее и слегка преувеличить всё остальное.
