Я полюбовался реакцией девушек, которые находились в комнате. Если бы я сейчас разразился сумасшедшим хохотом, это бы, наверное, уже никак не повлияло на их мнение обо мне, но я всё же удержался, хотя и с трудом: сотрудницы моей сестры выглядели так, словно они пришли на концерт любимого исполнителя слащавых песенок про любовь, а он вдруг расстегнул штаны и оросил мочой их восторженные лица.
– А теперь, с вашего позволения, я закончу то, зачем пришёл сюда, – пафосно изрёк я и невидящим взглядом уткнулся в монитор, такой большой, что за ним можно было укрываться, как за мантелетом. Больше ко мне никто не приставал с разговорами, очевидно, они решили, что я – опасный асоциальный тип, который до сих пор маскировался под приличного парня. Подозрительным показалось мне то, что и Зарифа тоже промолчала, и это могло означать одно: дома меня ждёт скандал, а уж если сестра призовёт на помощь тёмные силы (я имею в виду маму с её большим опытом в домашне-бытовых баталиях), то мне точно придётся тяжко.
Джонни, которому я потом рассказал о своей выходке, очень смеялся. Мы сочиняли песню у меня дома (мать и сестра ещё не вернулись), точнее, под благовидным предлогом пили пиво и сплетничали.
– Ты лишился поклонницы, поздравляю, – сказал Джонни. – Но ничего, на её место скоро придут другие.
– Зачем? – испугался я.
– Теперь ты мёртвая знаменитость. – Мой друг напомнил мне, что пора посетить страничку в Facebook и посмотреть, что там изменилось за ночь.
Скорбь, переходящая в истерию, расцветала пышным цветом, и я надеялся, что цветочки однажды превратятся в плоды.
Вышла обещанная Ниязи статья, точнее, конечно, не статья, а так, заметка – для большего я, естественно, был слишком мелкой пташкой. В заметке приводились красноречивые цитаты из моего предсмертного письма, перечислялись мои заслуги перед музыкальной культурой страны (некоторые весьма неоспоримые) и сообщалось, что будет иметь место прощальный концерт. Ниязи запостил заметку на мою кладбищенского вида страницу. У заметки было более тысячи просмотров. Это с заголовком-то «Лидер известной рок-группы совершил самоубийство», ха! Широко известной в очень узких кругах, как это называется.
За прошедший день обнаружились люди, которые знали меня десяток лет назад – по музыкальной школе, по каким-то многочисленным кружкам, которыми нас с Зарифой истязала всё наше детство заботливая мама. Сам факт того, что они помнили меня, показался мне невероятным. Люди-призраки из прошлого вдруг восстали из небытия и собрались на моей странице, чтобы почтить мою память. Нашёлся даже Сулик, лучший друг детсадовских времён. Он написал: «Я помню, как мы играли вместе и хотели когда-нибудь, когда вырастем, убежать из дома и отправиться в кругосветное путешествие. Мы выросли, и наши дороги разошлись. Ты отправился в путешествие, которое будет длиться гораздо дольше, чем кругосветное, и, надеюсь, там тебе будет интересно. Терпения твоей семье. Мы всегда будем помнить тебя, мой талантливый друг!»
– Какой красноречивый х…, – прокомментировал Джонни, читавший всю эту дребедень через моё плечо, обдавая меня пивными парами. – Позовём его на наш концерт, пусть проп…т что-нибудь.
– Мы всех позовём, – злорадно ответил я. – И деньги за вход возьмём. Они расплатятся за всё время, что игнорировали меня и мою музыку.
– Нашу музыку, – мягко поправил меня Джонни.
В этот момент дверь платяного шкафа с наводящим ужас скрипом открылась.
– Полтергейст, – сказал Джонни и глумливо захихикал, но я пихнул его в бок:
– Я забыл тебе рассказать…
– Что, ваше привидение знаменитое? Ты всё время о нём п…шь, но я ни разу его не видел.
– Она в последнее время странно себя ведёт, посуду нам вчера всю перебила.
Воздух в комнате едва заметно заколебался, и мне стало не по себе. Я чувствовал, что на меня смотрят нехорошим взглядом.
– Ё…й стыд, ты что, правда в это веришь? – Цинизм Джонни бывает забавным, когда не касается лично вас.
– Не вопрос это веры, но вопрос… – договорить мне не дали мои собственные джинсы, которые вдруг со смертоносной яростью пушечного ядра полетели мне в голову с верхней полки шкафа. Следом ринулись ещё одни джинсы, точно такие же, запасные, потом брюки, свитера – меня атаковал мой собственный гардероб. Ремни бросались в лицо, словно взбесившиеся змеи, рубашки валились в одну кучу, как фанатички, в экзальтации готовящиеся к добровольному аутодафе – оцепенев, я наблюдал за этой рвотой, одолевшей мой шкаф, а Джонни бегал вокруг и потрясённо матерился. Наконец шкаф опустел, а у меня в голове таинственным образом попавший туда женский голос выкрикнул:
– Пошёл вон с мой дом!
– Простите, дамочка, но это уже давно не ваш дом, – сказал я вслух.
Джонни уставился на меня:
– Бля, это вот что щас за на х… было?
– Почему-то бывшая хозяйка этой квартиры только сейчас заметила наше присутствие.
Джонни стоял на месте, выпучив глаза. Минут десять мы молчали, разглядывая кучку моей одежды.
– На х… тебе столько одинаковых джинсов? – спросил наконец Джонни. Очевидно, такова была защитная реакция его мозга: отчаявшись понять произошедшее, он решил переключить внимание на что-то более земное.
– Чтобы в грязных не ходить. – Нагнувшись, я рассеянно подобрал один носок. – Надо же, а я его везде искал.
– И давно у вас эта пое…нь?
– Вчера она перебила посуду на кухне, – равнодушно ответил я, роняя носок обратно в кучу, невзирая на риск вновь расстаться с ним без возможности воссоединения.
– На…?!
– Понятия не имею. Мне некогда было об этом думать. Нам надо дописать песню.
– Я что-то не хочу здесь оставаться, извини, съё…юсь, – заявил Джонни, прихватил со стола недопитую бутылку пива и направился к выходу. – Ой, здрасте, тётя Зохра. – Моя мама, оказывается, уже вернулась и переобувалась в коридоре.
– Ты песню сам допиши, у тебя классно получается, я тебе не нужен особо, – умаслил меня на прощанье Джонни и поспешил убраться.
– Что случилось? У мальчика был испуганный вид.
– Это потому, что я признался ему в любви.
– Как?! – Я догадался, что мама хотела выронить из рук кулёк с покупками, но потом вспомнила, что там лежат яйца, и решила обойтись без театральных жестов.
– Да, я сказал, что всё это время только притворялся его другом, а сам пылал тайной страстью, – сказал я и удалился в свою комнату, хихикая, как идиот. События двух прошедших дней слегка расшатали мои нервы, и без того чересчур артистические. Мама побежала за мной.
– Что тут произошло? – закричала она, увидев поле битвы с павшей одеждой.
– То же, что вчера на кухне. Меня пытались избить моими собственными вещами. Поэтому Джонни был напуган.
Мама присела на край кровати с огорчённым лицом.
