Отец хорошо смотрелся рядом с матерью Кевина, которая была на несколько дюймов ниже его, а глаза и волосы у них были одного цвета. В отличие от отца, она всегда улыбалась, так широко, что иногда казалось, что ее круглое лицо вот-вот разорвется пополам. Ее корни уходили в Ирландию и на Тайвань, что отразилось на ее коже — где-то она была гладкой и смуглой, а где-то — в веснушках и морщинках. Но в целом она была экзотична и привлекательна. Кевин слышал, как она все еще хлопочет на кухне, собирая десертные тарелки и отгоняя сестер от остатков пирога.
Это была редкая возможность — минута наедине с отцом.
Кевин попытался испытать судьбу. «Па, ты слышал что-нибудь о подсчете карт?» — спросил он.
Отец, не отрывая взгляда от газеты, пробормотал: «Ты имеешь в виду профессиональных игроков в покер, которые ведут счет картам?»
Кевин прислушался к двери ванной. Он, разумеется, не хотел бы объясняться одновременно с отцом и Фелисией. И осторожно продолжил: «Нет, я имею в виду блэкджек. Некоторые считают карты, чтобы обеспечить себе преимущество».
Отец перевернул газету и стал просматривать последнюю страницу. «Глупости. Они теперь используют в казино шесть колод. Никто не проследит шесть колод. Это невозможно», — сказал он наконец.
Кевин покачал головой. Его удивляло, что отец поддавался всеобщему заблуждению. Люди считали, что подсчет карт возможен только при игре в одну колоду, когда на самом деле шесть колод — это лучшая ситуация для каунтера. При одной колоде дилер тасует после каждых нескольких «рук». Если колода становится горячей, у тебя всего один момент, чтобы воспользоваться положением. С шестью колодами у тебя может быть десять минут, если «шу» — горячий.
«Па, каунтеры не ведут счет всех карт. Это соотношение сильных карт к слабым…» — пытался возразить Кевин.
Но отец с раздражением ответил: «Кевин, это трата времени. Игроки никогда не выигрывают серьезные деньги».
По тону отца Кевин понял, что разговор окончен. Это был момент разочарования. Кевин принимал точку зрения отца, но отец не стал тратить время на то, чтобы осознать, что это вовсе не было игрой. Это было больше похоже на задачу по математике или физике, вопрос и ответ, — и этот ответ вел к легким деньгам.
Подумав, Кевин решил, что пусть так и будет, тем более что Фелисия уже возвращалась из ванной, а мать Кевина шла из кухни с очередной порцией яблочного пирога.
Время было неудачным. Отец Кевина не был готов слушать. Может быть, он никогда не будет к этому готов.
Кевин почувствовал странное облегчение.
Глава 12
Двойная жизнь, 1994–1995 годы
Следующие шесть месяцев пролетели со скоростью в тысячу оборотов в минуту.
Мир Кевина превратился в безумную смесь серой реальности и ярко расцвеченной фантазии. Дома в Бостоне царила суета окончания старшего курса в МТИ. К счастью, все его курсовые были готовы, так что оставалось только пройти несколько семинаров по инженерии и закрыть сезон плавания. В этот серый гобелен вплетались его поездки в Вегас по выходным с Микки и его командой — великолепно спланированные, практически военные налеты, которые вскоре стали регулярными, но ни в коем случае не привычными. Каждую третью пятницу Кевин отправлялся прямо из «бесконечного коридора» на неоновый экспресс Америка Уэст 69, переселяясь из своей общаги в апартаменты для знаменитостей площадью в три тысячи квадратных футов, подкрепляясь не в обеденном зале, а заказывая целый пир у себя в номере. Дружеские вечеринки сменялись ночами боев, простые напитки в местном баре — бесплатным шампанским в хрустальных бокалах, которое разливали встречавшие его управляющие в приватных кабинетах самых дорогих клубов страны.
Со временем Кевин обнаружил в себе перемены. Он жил двумя противоположными жизнями, двумя совершенно разными наборами воспоминаний. Дома он мог представлять с Фелисией, чего им будет не хватать, когда они окончат МТИ: баскетбола в «Гардене», поздних посиделок в пабе «Перекресток», катания на коньках в «Бостон Коммон». Но он мог закрыть глаза и вызвать к жизни ослепительные огни Вегаса, наполненные адреналином моменты застывшего времени, которые проносились в его памяти, как сверкающие осколки разбитого стекла.
К Рождеству Кевин плавно перешел к исполнению роли крупного игрока. Он не был таким же отлакированным, как Фишер, или таким же артистичным, как Мартинес, но он спокойно и уверенно разбирался в картах и проявлял истинный талант, когда надо было подсаживаться к столу или выходить из игры. Как сказал Микки, у Кевина была внешность; независимо от ситуации, он никогда не выглядел, как человек не на своем месте. Он мог сидеть за столом с делегатами какой-то конференции, самыми большими знаменитостями или гонконгскими бизнесменами, делая ставки вдвое против них, не настораживая распорядителя зала. Он мог играть в зале для крупных ставок с Кевином Костнером и Говардом Стерном или за пятидолларовым столом, зажатым между игровыми автоматами, и никогда не выдать свою манеру игры. Он научился воплощать свои псевдонимы, как хорошо подготовленный актер исполняет роль. Иногда он был Тедди Ченом, сыном хирурга-кардиолога из Гонконга. В другие дни он был Артуром Ли из Силиконовой Долины, сделавшим миллионы на Интернете. Один из уик-эндов он пробыл Дэвидом Эллардом, семья которого владела супермаркетами по всей Азии. В следующую поездку он стал Чарльзом Куоком — племянником богатейшего землевладельца из Малайзии.
К середине декабря его бумажник наполнился удостоверениями личности с фото и кредитными карточками. Он создал характерных персонажей и заполучил девять разных встречавших его администраторов казино, причем некоторые были из одного и того же заведения. Когда он объявлялся в «Стардаст», его ждало розовое шампанское и лучшие апартаменты отеля с панорамным обзором. В «Эм-Джи-Эм Гранд» его ожидал поднос с бифштексом из вырезки возле широкоформатного телевизора. В «Цезарс» для него держали бочоночек «Сэма Адамса», который должен был напоминать ему о винном погребе, который держал у себя на вилле в предместьях Рима его отец-миллиардер.
Однако дармовщина была лишь одной стороной этой жизни. Для Кевина настоящий восторг был в самой игре: реализация системы, обращение математики в деньги, ведение подсчета без отрыва от роли. Преобладающая часть системы была упорным трудом: проигрывание тысяч «рук» за один уик-энд, ведение самого тщательного учета выигрышей и проигрышей, безошибочное чувство того, когда надо встать из-за стола и когда дать картам прогореть. Но чтобы стать настоящим профи, Кевину надо было достичь такого уровня изощренности, какого достигает длительными тренировками профессиональный спортсмен. Превращение изначальных навыков в опыт оказалось самым трудным заданием, которое когда-либо выполнял Кевин. Всякий может научиться подсчету, но только истинный мастер способен завоевать уважение Микки Розы.
Когда Кевин стал экспертом на всех уровнях подсчета, включая отслеживание карт во время шаффла и разрезания колод (два трюка, которые на его глазах исполнили Мартинес и Фишер в Атлантик-Сити в тот первый уик-энд), он ощутил настоящую гордость, гораздо более сильную, чем за отличное окончание семестра по инженерии. Падения и взлеты в Вегасе были на много порядков выше, чем домашние неприятности и радости. Выдающиеся моменты подсчета (хорошие и плохие) определяли этот период его жизни.
