Кевин помогал отцу строить великолепную многоуровневую террасу, когда ему было двенадцать лет. Он помнит, как уставился на штабели экзотической древесины, которую сгружали с машины, думая о том, будет ли все это похоже на чертеж, пришпиленный к стене в кабинете отца. К концу лета, когда терраса начала обретать форму и когда соседские мальчишки прибегали на барбекю и настольный футбол, Кевин начинал думать, что его отец — супергерой местного значения.
Ему пришлось тяжело перестраиваться, меняя счастливую пригородную жизнь на суррогатную семью в частной подготовительной школе. Отец пытался объяснить ему все, когда точно так же из дома отправляли его сестер. Для старшего Льюиса не было ничего важнее образования. Иммигрант из Гонконга с англизированной фамилией, отец Кевина всю свою жизнь боролся, чтобы преодолеть последствия детства, лишенного всяких возможностей. Он посвятил всего себя тому, чтобы его детям не приходилось ничего преодолевать. По его мнению, Экзетер был путем к уверенному будущему Кевина.
Кевину очень не хотелось покидать дом, и ему потребовалось несколько месяцев, чтобы окончательно уразуметь точку зрения отца. Большинство его одноклассников были детьми с большими возможностями; чтобы не отстать от них, Кевину пришлось трудиться вдвойне. Он сконцентрировался на математике и точных науках (идя по стопам сестер), поскольку в мире его отца не было такой вещи, как гуманитарное образование. Математика была твоим мерилом, математика правила твоим потенциальным успехом.
Математика предоставила Кевину возможности: Экзетер, МТИ и теперь блэкджек. Отец гордился первыми двумя пунктами. Кевин думал, сможет ли отец уважать его за третий пункт. Он слегка оттолкнулся обеими ногами, направив качели по небольшой дуге. Фелисия улыбнулась, положила свою руку поверх его руки и сказала: «Мне нравятся твои сестры. Они такие основательные».
Кевин кивнул. Он прислушался к тому, как они помогали маме с десертом, — говорили что-то о яблоках, корице и сладкой корочке пирога. Голос Мелиссы был высоким, певучим, у Келли, наоборот, более глубокий, более грубый тембр. Они были лучшими подругами, сделанными из одного теста. Мелисса работала в фирме с венчурным капиталом в центре Хьюстона, ездила на черном спортивном автомобиле и любила подниматься в горы. Она окончила Йельский университет и собиралась вскоре поступить в Гарвардский бизнес-колледж, чтобы продолжить образование. Келли была более модная из них двоих; она окончила Гарвард, жила в Лос-Анджелесе и работала в банке, инвестирующем в бутики. Она носила наряды от Армани и Прада, собирала предметы искусства Восточной Азии. Ее волосы были мелированы, а когда она работала, то надевала очки с простыми стеклами. Обе зарабатывали хорошие деньги, допоздна засиживаясь на работе. Каждая впоследствии получит дальнейшие ученые степени, выйдет замуж и купит домик в предместье.
Предполагалось, что у Кевина все будет точно так же. Дети из Уэстона росли не для того, чтобы стать профессиональными карточными каунтерами. Они шли учиться в Гарвард, или Йель, или МТИ. Самые непослушные из них отправлялись в Университет Брауна или даже Станфордский. Они становились докторами, юристами и банкирами. У них были семьи, домики у озера и миллионные закладные на недвижимость. Они ездили на «Вольво» и спортивных авто.
«Келли напоминает мне мою сестру, — продолжала Фелисия. — Может быть, ты познакомишься с ней на Рождество. Она приедет из Парижа почти на весь декабрь».
Кевин снова кивнул, хотя не полностью разделял ее оптимизм по поводу совместного будущего. В последние три недели он стал замечать, что ему не о чем говорить с ней. Он знал, что это связано с секретами, которые он хранил: еженедельные поездки в Вегас; клички; кредитные карточки на разные имена; удостоверения личности, которые он прятал в ящиках письменного стола; деньги, которые он хранил пачками по всей квартире; время, которое он проводил со своими новыми друзьями-картежниками; телефонные звонки, которые начинали поступать к нему от управляющих казино, которые предлагали ему то одно, то другое: бесплатный номер, бесплатный перелет, билеты на шоу, бои и частные вечеринки. Он думал, не улучшатся ли их отношения, если он расскажет о команде блэкджека; да нет, скорее, это ее отпугнет.
Точно так же последние несколько дней он думал о том, чтобы открыться перед отцом. Кевин еще никогда не скрывал от семьи такую большую тайну и чувствовал себя трусом за то, что не хотел объяснить им истину. Он знал, что с течением времени хранить секрет будет все тяжелее. Его жизнь начала меняться из-за блэкджека и денег, которые ему приносила его новая профессия.
После первого уик-энда в Вегасе Кевин купил новую стереосистему и цветной телевизор. После второй недели (и игры в качестве гориллы) он сменил гардероб, купив вызывающие костюмы для Вегаса, а также кое-какое новое спортивное снаряжение. После первой попытки игры в качестве крупного игрока он даже подумал о переезде из государственной квартиры в собственную, однако трезво рассудил, что это будет очень трудно объяснить.
Несмотря на его скрытность, родители все же заподозрили, что что-то происходит. Мать часто вслух спрашивала, откуда берутся деньги на новую одежду и всякие безделушки. Она шутила, что на заднем дворе растет дерево, с которого он стряхивает стодолларовые купюры. «Она не так уж далека от правды», — думал он.
Но чем чаще думал Кевин о том, чтобы рассказать все отцу, тем все более сложным это ему представлялось. Если бы он мог каким-то образом взять отца с собой в Вегас, показать, что в этом нет ничего незаконного, может быть, он бы понял. Может быть.
«Кевин, — послышался из кухни голос матери, оборвавший его мысли. — Вы лучше бы шли сюда, пока твои сестры не съели все, что видят».
Кевин убрал руку из-под руки Фелисии и повел ее в дом. Он постарался, чтобы движение получилось естественным, но ему показалось, что в глазах Фелисии что-то промелькнуло. Тревожный огонек, а возможно, предвестник неизбежности…
♠ ♥ ♦ ♣
Отец Кевина сидел на своем обычном месте, во главе обеденного стола. Перед ним на тарелке лежал недоеденный пирог, на коленях — «Нью-Йорк Таймс», открытая, как всегда, на деловой странице. Он прочитывал по пять газет в день, от «Уолл-стрит Джорнал» до «Бостон Глоб». Если включался телевизор, то это были всегда Си-Эн-Эн или вечерние новости. На выходных, возможно, Пи-Би-Эс.
Кевин сел рядом с отцом, когда Фелисия, извинившись, пошла в ванную. Он смотрел, как отец листает газеты, проверяя состояние своего портфеля ценных бумаг. Он прервался, кивнул Кевину, потом вернулся к сводкам с Нью-йоркской фондовой биржи.
Питер Льюис, наполовину китаец, был высоким и подтянутым, с редеющими седыми волосами и высоким морщинистым лбом. Он редко улыбался, но глаза были добрыми, и он почти никогда не повышал голос. Его одеждой были сменные свитера из МТИ, Йеля и Гарварда (по одному из каждого университета, в котором учились его дети). Он надеялся с течением лет добавить к этому еще свитера. Кевин думал, что еще два он точно добавит; но ему придется родить еще одного ребенка, чтобы добавить к гардеробу три свитера.
