Время снова сменило своё направление, и Коа’Коа вернулся к тому времени, когда я его оставила. Я снова увидела папу – теперь он опирался на трость и боролся с удушающим кашлем, кутаясь в тёплый шарф. Мама рубила дрова во дворе, утирая со лба пот. Передо мной возникли очертания моего брата Вато и… Пору? Я вдруг вспомнила, как волновалась перед каждой нашей встречей, а теперь совсем забыла его лицо! Юноши продирались сквозь лес недалеко от побережья, измождённые, замёрзшие и лишённые воли к жизни…
Я поняла, почему Акхлют хотел, чтобы я коснулась Хранителя. Он надеялся показать мне мир, который ждёт тех, кто мне дорог. Но что будет со мной? Если пути назад и правда нет, неужели я останусь здесь навсегда? Моё сердце замёрзнет и перестанет биться…
Я почувствовала, что видение начинает прерываться и способность видеть возвращается ко мне. Мысли хаотично роились, я прилагала огромные усилия, чтобы устоять на ногах, прислонившись к исполинскому телу Хранителя. Меня переполняли чувства – хотелось кричать, плакать, смеяться, сделать хоть что-то, чтобы справиться с разрывающими грудь болью и ужасом от мыслей, что я никогда не увижу своих родных. Но если я и могу сделать хоть что-то для них, я должна сделать это сейчас.
– Акхлют! – выкрикнула я, заставив Ао, сжимающего горло соперника вздрогнуть и на секунду ослабить хватку. – Что я должна делать?!
– Последняя Клятва! Прочитай её Хранителю!
– Нет! – заревел Ао и бросился ко мне, не выпуская Акхлюта из смертельной хватки. – Не смей!
– Хочешь моё сердце? – прошипела я, оскалившись и в последний раз посмотрев на духа. – Получай!
С этими словами я повернулась к Хранителю и, не отнимая ладони от его тела, прошептала: «Асса-вакх-ит». В это же мгновение его кожа под моей рукой начала светиться слабым золотистым светом. С каждой секундой он разгорался всё сильнее, зажигая рунические символы вокруг. Они загорались один за другим, опаляя ледяные корни и заставляя их отступать, освобождая тело Хранителя от смертельных пут. Свет окружил его и замкнулся на месте, в которое попало ледяное копьё. Орудие задрожало и начало покрываться чёрным, обугливаясь будто от палящего жара незримого костра. Мятежный дух закричал, отпустив Акхлюта, так что тот грузно рухнул на землю. Ао, или точнее сказать – Эненра, схватился за плечо в месте недостающей руки и согнулся в приступе невыносимой боли. Чёрные угли начали покрывать его плечи и ключицы, распространяясь на грудь, живот, ноги, руку, шею, и наконец глаза почернели и задымились. Издав истошный вопль, дух засветился ослепительным золотистым светом и рассыпался на мельчайшие песчинки вместе с копьём, вонзившимся в тело Хранителя тридцать лет назад.
На небо взошла голубая луна.
Эпилог
Сегодняшнее утро выдалось ещё хуже предыдущих. Может, сказывается погода, а может, усталость и почти неделя без сна. Как всегда, я без лишних раздумий заставляю себя подняться с постели, выйти на улицу, натянув свитер, и быстро окунуть лицо в снег, набранный в ладони, от чего моё сердце на секунду останавливается прежде, чем наполнить тело необходимой энергией на день.
После этого я закидываю в рот пару кусков хлеба, наспех пережёвывая, запиваю всё стаканом молока и выхожу на улицу, кутаясь в тяжёлую меховую куртку. Через пару минут замечаю Вато, спешащего мне навстречу. Он так же тепло одет и так же ужасно выглядит. Его лицо осунулось, грязные волосы торчат в разные стороны, а синяки под глазами делают его похожим на ожившего мертвеца. На его плече висит пузатая сумка – в ней запас провизии на день, фляга, запасные рукавицы и носки, корень краснотравника на случай, если потребуется развести сигнальный костёр, пара крепких верёвок и охотничий нож. Откуда мне это известно? Моя сумка наполнена тем же, и мы вот уже шесть дней не сговариваясь встречаемся на этом месте, как только всходит солнце, чтобы отправиться на поиски, которые, скажу честно, начинают казаться бессмысленными.
Мы выходим на главную дорогу и минуем несколько домов. Сонные жители провожают нас взглядами – даже рыбаки только-только начинают свой день, а мы уже на ногах. Обогнув главную площадь, мы устремляемся к западному выходу из деревни – в той стороне мы бывали лишь дважды за неделю, и сегодня решаем держать курс именно туда. Вато молчит, глядя перед собой. На его лбу появилась морщинка из-за вечно нахмуренных бровей. Когда я замечаю её, внутри меня всё холодеет – может, он и был немного странным, сколько я его помню, но этот парень улыбался всегда. Всегда, но не теперь.
Хотя за время наших поисков мне довелось узнать его получше. Никогда бы не подумал, что настолько сближусь с семьёй, которая на протяжении долгих лет враждовала с моей. Но, честно сказать, я этому рад. Поначалу мы молча прочёсывали окрестности, оставляя метки на деревьях и камнях, иногда останавливаясь отдохнуть. Мы подавали голос только когда поблизости звучал хруст веток или скрип снега или когда находили человеческие следы на снегу. В остальное время я слышал лишь завывания холодного ветра и сосредоточенное сопение Вато, упрямо продирающегося через сугробы. Но в последние три дня всё изменилось. Сначала мы перекинулись парой слов на привале. Потом он заставил меня вспомнить несколько моих знаменитых острот, когда провалился в охотничью яму и мне пришлось в одиночку вытаскивать оттуда этого склонного, кхм… хорошо перекусить парня. А к концу дня мы, измождённые безрезультатными поисками, возвращались в деревню, болтая, словно старые приятели. Даже наши отцы зарыли топор войны на время поисков и проводили большую часть времени в Красной Хижине, обсуждая что-то с шаманами и планируя наши дальнейшие действия. Хотя Таму оттуда приходилось выдворять чуть ли не силой: он ещё не восстановился после болезни, и ему нужен был покой. А бегать по острову могли и мы.
Сегодня мы направляемся к западным воротам, чтобы до заката солнца прочесать лес, в надежде найти хоть какую-то зацепку. Мы уже приближаемся к краю деревни, как вдруг меня оглушает собачий лай.
– Ну здравствуй, – устало улыбаюсь я, присев и потрепав Янтаря по рыжей холке. Пёс чувствует неладное: он всю неделю мечется по деревне и под вечер беспокойно засыпает на крыльце дома, принадлежащего роду Белой Чайки. Приходится выносить ему шерстяное покрывало и менять горячую воду в миске, чтобы глупый зверь не замёрз. Однако я замечаю, что сегодня он ведёт себя иначе – прежде его уши и хвост были поджаты, взгляд потерян, а бегал он, слегка припадая к земле. Сейчас же он полон сил и бросается мне под ноги, заставляя прохожих морщиться от громкого тревожного лая.
– Что такое, мальчик? – спрашиваю я, пытаясь заглянуть ему в глаза, но пёс отскакивает, отбегая немного и снова возвращаясь ко мне. – Ты хочешь, чтобы я пошёл за тобой?
– Пору, у нас нет времени возиться с собакой, – поторапливает меня Вато.
– Погоди, – отвечаю я, смотря на пса, – кажется, он хочет нам что-то показать.
После недолгой словесной перепалки мне удаётся убедить Вато, что мы уже дважды прочесали эту часть леса, так что отвлечься ненадолго не повредит нашим поискам. К тому же Янтарь был последним, кого я видел с ней прежде, чем она исчезла.
