– Разреши мне взять твоё сердце, – не унимался дух-помощник, уговаривая человека. – И я помогу тебе вернуться домой. Обещаю.
– Ни за что, – отрезал человек. – Я знаю, кто ты.
– О чём ты говоришь? – оскорбился дух. – Мы ведь друзья! Я помогал тебе чем мог, и так ты хочешь мне отплатить?
В ту же секунду пространство вокруг духа задрожало, и он взорвался яростным воплем. Очертания его тела изменились, и белая фигура увеличилась в размерах, её границы размылись и потемнели, а одна из рук превратилась в острейшее копьё, метнувшееся в сторону человека. В его голове лишь мелькнула мысль: «Это конец?»
И вдруг мир перевернулся с ног на голову. Из ниоткуда выросли чёрные тени, бросившиеся к человеку и заслонившие его собой. Копьё пронзило нескольких из них и вошло в грудь человека, но тот почти не почувствовал боли. Лишь лёгкий холод, окутавший его сердце. Придя в себя, человек услышал оглушительный треск. Обернувшись, он увидел, что лезвие вонзилось в тело Хранителя океана. Рана вспыхнула белым светом, и от неё во все стороны поползли ледяные нити, замораживающие всё на своём пути. Они опутали тело Хранителя, навсегда превратив его в лёд, и двинулись дальше, вверх, к небесам. Мир замер в тревожном ожидании, а дух лишь выкрикнул проклятие в адрес человека прежде, чем исчез.
– Это был день, когда всё замёрзло? – прошептала я.
– Да, – кивнуло существо.
– А тот человек? Он вернулся домой?
– Тот человек – я.
Внутри меня что-то оборвалось. Существо, стоявшее передо мной, едва напоминало человека. Это был живой труп, изуродованный временем и морскими паразитами. Неужели ЭТО ждёт и меня?
– Что это был за дух? – спросила я.
– А ты не догадываешься? – донёсся до меня знакомый голос.
Я заметила, что всё это время мы были не одни в комнате. В дальнем углу, куда не доставало пламя свечи, темнела фигура. Она сделала несколько шагов, и как только отсветы пламени коснулись её лица, я узнала Акхлюта.
– Ты… – От удивления я почти потеряла дар речи. – Это был ты?
– Ты очень плохо обо мне думаешь, Ину из рода Белой Чайки.
– Что ты здесь делаешь?!
– Я помог тебе попасть сюда прежде, чем твой спутник забрал бы твоё сердце и завершил начатое тридцать лет назад.
– Что ты такое говоришь… – прошептала я. – Не смей так говорить об Ао!
– Я тоже хочу, чтобы ты кое о чём узнала… – начал Старший, но я не дала ему договорить.
– Нет! Замолчи! Я не куплюсь на вашу ложь! – Я закрыла уши руками и почувствовала, как мой голос срывается на крик. – Я знаю, ты замешан в смерти Хранителя! А теперь ты привёл меня в лапы Ури, который хочет обмануть меня своими глупыми сказками!
Я вскочила с кресла и попятилась назад, схватив первое, что попалось под руку. Это оказался ржавый кованый подсвечник, в котором уже много лет не меняли свечей. Я выставила его перед собой, продолжая пятиться, но наткнулась спиной на гору случайного хлама, «украшавшего» это зловещее место. Неустойчивое сооружение пошатнулось и повалилось назад, утягивая меня за собой. Я упала на спину, ударившись головой о потрёпанную книгу, а мои руки утонули в груде вещей, покрытых отвратительным илистым налётом.
– Не подходите ко мне! – истерично закричала я, пытаясь освободиться из ловушки, которую сама же себе и устроила. Оба духа не двигались с места и молчаливо наблюдали за моими жалкими попытками освободиться. Я в гневе отбросила заплесневелый деревянный ковшик и моток толстых нитей, намотавшийся на мою левую руку. Правая же запуталась в тряпье, и я принялась торопливо стряхивать его, как вдруг мой взгляд остановился на рисунке на ткани. Я осторожно подняла небольшой треугольник пожелтевшего тонкого льна и всмотрелась в изображение на вышивке. Нити плотно прилегали друг к другу, сохранив аккуратные очертания белой чайки на зелёном фоне. Птица сидела на ветке, вычищая перья, удивительно реалистично передающие форму и цвет. Я встречала лишь одного человека в своей жизни, делавшего точь-в-точь такие же вышивки, и это был мой брат Вато. Сомнений в том, что работа принадлежала ему, и быть не могло – каждая деталь будто только что вышла из-под его руки: жёлтые цветы, переливающиеся белыми и коричневыми оттенками у основания лепестков, оперение птицы, играющее волшебными переливами и гармонично ложащееся вдоль тела… И маленький красный крестик, скромно вышитый в самом углу. «Это на удачу», – улыбался Вато, заканчивая работу. Сейчас я отчётливо видела перед собой его лицо даже сквозь ускользающие воспоминания о Коа’Коа.
– Откуда это у вас?.. – прохрипела я, чувствуя, что перестаю понимать, что происходит.
– Ах, это… – хозяин дома неторопливо приблизился ко мне шаркающими шагами и окинул взглядом вышивку в моей руке, – это единственное, что осталось от прошлой жизни. Помню, что смотрел на неё, когда чувствовал, что воспоминания о доме стираются из памяти. Поначалу даже вспоминал что-то. Но сейчас уже ничего не могу припомнить. Хотя если долго вглядываться, внутри начинает что-то просыпаться. Но как бы я ни пытался – бесполезно. Все воспоминания умерли в тот день, когда моё сердце замёрзло.
По моим щекам потекли горячие слёзы. Из горла вырвался всхлип, и я оглушительно разрыдалась, сотрясая старые мрачные стены. Вышивки с белой чайкой действительно делал только мой брат, но так было не всегда. Каждый год в середине осени мы проводили день у надгробия бабушки Хины. Она умерла, когда я была совсем маленькой, и я не успела узнать её, но Вато довелось застать её в добром здравии. Он всегда с теплотой вспоминал время, проведённое с ней. Именно бабушка поддерживала его во всех начинаниях, и именно от неё он научился шить и ткать, так сильно загоревшись этим ремеслом, что оно стало делом его жизни. «Это на удачу», – шепеляво повторял он, чертя тонкой палочкой маленький крестик на снегу возле бабушкиной могилы.
Если эта вышивка была выполнена руками бабушки Хины, то существо, стоявшее передо мной сейчас, было не кем иным, как дедушкой Нимом, бесследно пропавшим тридцать лет назад. Папа утверждал, что он давно смирился, но все мы понимали, что в глубине души он верил, что отыщет своего отца даже спустя годы. Кто бы мог подумать, что это доведётся сделать мне… Я всхлипнула, утирая слёзы колючим рукавом свитера. Выходит, дедушка утонул и навсегда остался здесь, совсем один, обречённый превратиться в это ужасное существо, утратившее человеческий облик…
– У тебя были жена и сын, – проговорила я, чувствуя, как холодно и болезненно звучит мой голос, – они очень ждали твоего возвращения и искали тебя много лет.
– Хм… – Ним слегка наклонил голову набок, но не выразил никаких эмоций. Если то, что отражалось на его изуродованном временем лице, можно было назвать эмоциями.
– Бабушка Хина ждала тебя до конца, пока не умерла двенадцать лет назад. Твой сын женился, и у тебя родились два внука. Мальчик и… девочка. – Я продолжала свою речь, не зная, говорю ли я это для Нима или же для самой себя. Я понимала, что в нём больше не теплились человеческие чувства и едва ли мои слова заставят его что-то испытывать. Но всё же мне до боли хотелось верить в обратное.
