– Ты часто здесь бывала? – поинтересовался Ао, крутя головой.
– Членам Братства запрещено бывать внутри без особой цели, – я заметила, что выражение лица К’еюш изменилось. Если раньше оно было холодно-равнодушным, то сейчас светилось, озарённое слабой улыбкой, – но я нашла тот потайной ход, о котором, кажется, знала только я, и время от времени пряталась здесь от взрослых. Оракул никогда не гневался на меня, если удавалось его застать. И я иногда играла рядом с ним, пока родители не начинали искать меня.
– Где же он сейчас? – поинтересовалась я.
– Он… – начала было К’еюш, но не успела договорить. Её глаза округлились, и я обернулась, чтобы увидеть, что так удивило нашу спутницу. В распахнутых дверях храма застыла белая фигура. Её лицо закрывала гладкая белая маска с прорезями для глаз, а на одеянии в центре груди был ярко-красный отпечаток ладони.
– Чужие! – воскликнул вошедший и, резко развернувшись, бросился вниз по ступенькам. – Чужие в храме!
– Проклятье! – воскликнула К’еюш, – Ину, быстро! Туда!
Она указала в северную часть зала, и я послушно побежала в указанном направлении. А воровка времени ринулась к дверям, потянув за собой Ао.
– Нужно их задержать, – выдохнула она, снимая с креплений тяжёлый засов, – здесь можно закрыться, но долго двери не продержатся, – добавила она, бросив взгляд на потрескавшуюся старую древесину.
– Сколько их там? – спросил дух.
– Десять на пути к храму. И не меньше тридцати в деревне, если те не справятся.
– Плохо дело, – протянул Ао, и за дверями послышались крики и топот ног. Дух зажмурился и принял свою обычную форму, заметно прибавив в росте и ширине плеч.
– Да, так пользы от тебя будет побольше, – усмехнулась К’еюш, – мы должны держаться до последнего. Её не должны прервать, – добавила она, кивнув в мою сторону.
– Что мне делать? – выкрикнула я с другого конца зала. Я увидела, что в этой части храма, среди полукруглых стен, выложен огромный круг из светлых камней, внутри которого рассыпан сухой песок.
– Встань в круг и преклони колено! – прокричала К’еюш, навалившись на дверь. – Только помни – ни в коем случае не бойся!
После этого раздался первый удар в дверь, сопровождаемый неразборчивым криком снаружи. Я сделала несколько шагов и, оказавшись в круге, неуклюже опустилась на одно колено. Вопреки моим ожиданиям ничего не произошло. Я растерянно огляделась вокруг.
– Не оборачивайся! – рявкнула на меня К’еюш, и я послушно уставилась перед собой.
Через несколько мгновений я различила боковым зрением слабое движение. Песчинки из круга тонкими нитями поднимались вверх, дрожа в уплотнившемся воздухе. Неожиданно земля подо мной задрожала, и песок стал собираться в форму. Огромное существо, словно дремавшее под землёй всё это время, начало медленно подниматься над полом, приобретая чёткие очертания: десяток гибких щупалец, большое снежно-белое лицо, вырезанное словно из мрамора, и массивное длинное тело, напоминавшее гигантского кальмара. Поднявшись, существо зависло в воздухе. Оно не дышало, не шевелилось и не подавало никаких признаков жизни. Впрочем, не дышала и я, не в силах оторвать глаз от этого исполинского создания. Сзади доносился грохот – стражники Братства барабанили в двери, переходя от угроз в адрес тех, кто проник в храм, к наступлению. Гул голосов перекрыл оглушительный треск дверей, но всё это в одно мгновение исчезло, как только распахнулись глаза на огромном белом лице, зависшем передо мной.
Я больше не слышала окружающих звуков и не видела храма. Мир будто перестал существовать, а красный свет факелов сменился на ослепительно-белый. Вокруг образовалась пустота, и всё, что существовало в ней – взгляд Оракула, пристально смотрящий на меня. Он занял всё пространство и был нигде и везде одновременно, пронизывая меня и заставляя тело слегка дрожать. Я не могла сосредоточиться: зрачки начали бешено прыгать из стороны в сторону, дыхание сбивалось, сердце стучало с бешеной скоростью, а колени тряслись, мешая удерживать равновесие. Я не знала, нужно ли мне отвести взгляд, чтобы вернуть контроль над своим телом. В конце концов я плотно сжала кулаки и заставила себя вглядеться в белые неживые глаза, почувствовав, как тысячи незримых щупалец проникают в глубины моего сознания. Картины из прошлого стали проноситься передо мной бешеным калейдоскопом, недавние эпизоды смешивались с воспоминаниями из глубокого детства: мне казалось, что я видела момент своего рождения, лица друзей и родных, смерть бабушки, которую совсем не помнила. Воспоминания приобретали всё более мрачную окраску: я видела себя со стороны в худшие моменты своей жизни. Я плакала, злилась, завидовала. В гневе убегала из дома, лгала отцу, гордилась своими успехами… В этот момент я почувствовала, как моё сердце наполняется тревогой. Взгляд Оракула постепенно темнел, проникая в самые тёмные уголки моей души, о чём говорила К’еюш. И он не был рад увиденному. Я вдруг ощутила себя ужасно маленькой и ничтожной. Как я могла возомнить себя особенной? Как глупый ребёнок, рождённый среди пороков человеческой души и тела, может надеяться, что его сердце будет чище и добрее, чем сердце любого другого? Мне не хватало воздуха, дыхание начало перехватывать, а грудная клетка сжималась. На глазах выступили слёзы, а кончики пальцев онемели. И вдруг в моей голове зазвучал голос К’еюш: «Ты не должна бояться. Что бы ни случилось». Я зажмурилась, преодолевая мучительную боль, разливающуюся по телу, и, собрав последние силы, сделала глубокий вдох.
В моём сознании неожиданно всплыло лицо брата. Это был не тот ворчливый Вато, сидящий за своими гобеленами, которого я помнила. Это был ещё совсем маленький мальчик с щербинкой между передними зубами. Он сидел на покрытой наледью дорожке возле дома и оглушительно кричал, обливаясь слезами. Его тёплые штанишки были разодраны на коленке, и из-под тёмно-бордовой ткани сочилась алая кровь. В этот момент двери дома распахнулись, и из них показалась девочка с растрёпанными рыжеватыми волосами. Она спешила к брату, с трудом переставляя ноги в невысоких меховых сапогах – кажется, малышка не так давно научилась ходить. Достигнув цели, она принялась осматривать его рану и неуклюже гладить по руке, но брат был безутешен – разбитое колено оказалось непреодолимой трагедией на заре его жизни. Поняв это, девочка выпрямилась и, взяв небольшой разбег, с размаху плюхнулась коленями на лёд. Мальчик перестал плакать, уставившись на сестру. А девочка опустила глаза и, увидев дыру на своих штанишках, зашлась не менее оглушительными рыданиями, спугнувшими даже птиц, клюющих зерно неподалёку. Маленький Вато торопливо бросился к сестре, утирая прозрачные сопли вязаной рукавицей, и, обняв её, снова принялся рыдать в унисон с ней. В дверях дома показались испуганные родители. И картинка начала расплываться, растворившись в вихре воспоминаний. Но я почувствовала, как мои губы растянулись в улыбке. Я напряглась и вытянула из омута памяти другие события, заставившие меня улыбнуться. Одно за другим я вспоминала лучшие моменты своей жизни и понимала, что горжусь каждым из них. Будь это спасение обречённой на смерть пленницы в Айру, помощь одному из соплеменников на Коа’Коа, приятный момент из детства или первое прикосновение духа-помощника, заставившее моё сердце биться быстрее… Я не жалела ни об одном из них. И тут я заметила, что глаза Оракула стали светлеть, а способность дышать вернулась ко мне. Тело больше не испытывало боли, будто пронизываемое сотнями кинжалов, а в мысли вернулась ясность. Наконец белая пустота начала рассеиваться, и Оракул предстал передо мной в своём первоначальном облике. Но моё внимание привлекла картина позади него. Вдалеке виднелась роща, полная удивительных растений: огромные водоросли перемешивались с деревьями и растениями всех форм и расцветок. Воздух дрожал над ними, а в самом центре возвышалось гигантское белое дерево, поднимавшееся вверх, туда, где начинался вечный лёд, сковавший океан. Дерево выглядело замёрзшим: его ствол искрился, завораживая и пугая одновременно.
