Рядом с ней спал мужчина. Так как он отвернулся от нее в темноте, да еще и укрылся пуховым одеялом, было невозможно понять, Эш ли это.
Почему-то все ей казалось более странным, чем обычно. Конечно, очутиться в постели с мужчиной, с которым ее объединяли лишь похороны кота да пара увлекательных бесед за прилавком музыкального магазина, – и по обычным меркам странновато. Но с тех пор, как Нора стала частой гостьей в Полночной библиотеке, она постепенно привыкла к диковинному.
И поскольку существовала вероятность, что это Эш, существовала и вероятность, что это не он. Единственное решение не предсказывало все будущие исходы. Кофейное свидание могло, к примеру, привести к тому, что Нора влюбилась в официанта. Такова непредсказуемая природа квантовой физики.
Она потрогала свой безымянный палец.
Два кольца.
Мужчина перевернулся.
Рука легла на нее в темноте, она мягко подняла ее и вернула на одеяло. Встала с постели. Она собиралась спуститься на первый этаж и, возможно, полежать на диване, как всегда изучая телефон.
Любопытно: сколько бы жизней она ни пробовала, какими разными они ни были, почти всегда у изголовья кровати обнаруживался телефон. И в этой жизни было так же, так что она схватила его и тихонько выскользнула из комнаты. Кто бы ни был этот мужчина, спал он глубоко и ничего не услышал.
Она посмотрела на него.
– Нора? – пробормотал он в полусне.
Это он. Она почти уверена. Эш.
– Я просто в туалет, – сказала она.
Он пробормотал что-то похожее на «ладно» и снова провалился в сон.
Она тихонько прошлепала по деревянному полу. Но открыв дверь и выйдя из комнаты, чуть не подпрыгнула от испуга.
Там, прямо перед ней, в полутьме лестничного пролета, стоял другой человек. Маленький. Размером с ребенка.
– Мамочка, мне кошмар приснился.
В мягком приглушенном свете лампы в коридоре она рассмотрела лицо девочки и взъерошенные ото сна тонкие волосы с непослушными прядями, прилипшими к мокрому лбу.
Нора ничего не сказала. Это была ее дочь.
Да и что она могла сказать?
Возникал знакомый вопрос: как ей влиться в жизнь, опоздав на несколько лет? Нора закрыла глаза. Другие жизни, в которых у нее были дети, длились всего пару минут. Эта уже заводила ее на незнакомую территорию.
Ее тело била дрожь, пока она пыталась сдержать эмоции. Она не хотела видеть ребенка. Не только по личным причинам, но и ради самой девочки. Это казалось предательством.
Нора была ее матерью – но в другом, более важном смысле, она ею не была. Она лишь чужая женщина в чужом доме, разглядывающая чужого ребенка.
– Мамочка? Ты меня слышишь? Мне приснился кошмар.
Она услышала, как мужчина перевернулся во сне где-то в комнате за ее спиной. Если он проснется, будет еще более неловко. Поэтому Нора решила заговорить с ребенком.
– О, о, как жаль, – прошептала она. – Но это ведь не по-настоящему. Это всего лишь сон.
– Мне снились медведи.
Нора закрыла за собой дверь.
– Медведи?
– Из-за той истории.
– Верно. Да. Истории. Иди, возвращайся в свою постель… – это прозвучало резко, как она поняла. – Милая, – добавила она, гадая, как ее зовут – ее дочку в этой вселенной. – Там нет медведей.
– Только плюшевые.
– Да, верно…
Малышка очнулась от своего сна. Ее глаза прояснились. Она увидела мать, и на секунду Нора так себя и почувствовала. Ее матерью. Она ощутила странность такой связи с миром через другого человека.
– Мамочка, что ты делала?
Она говорила громко. И очень серьезно, как бывают серьезны только четырехлетки (вряд ли она намного старше).
– Ш-ш, – проговорила Нора. Ей очень нужно узнать имя девочки. В именах есть сила. Если не знаешь имени своей дочери, ты не можешь ей управлять. – Слушай, – прошептала Нора, – я только спущусь вниз и кое-что сделаю. А ты возвращайся в постель.
– Но медведи.
– Там нет медведей.
– Они в моих снах.
Нора вспомнила белого медведя, бегущего к ней в тумане. Вспомнила страх. Желание жить, захватившее ее в тот внезапный момент.
– Сейчас их не будет. Обещаю.
– Мамочка, почему ты так говоришь?
– Как говорю?
– Так.
– Шепотом?
– Нет.
Нора понятия не имела, что имела в виду девочка. Каким был разрыв между ней сейчас и ей как матерью? Влияло ли материнство на ее манеру говорить?
– Будто ты боишься, – пояснила девочка.
– Я не боюсь.
– Меня нужно подержать за ручку.
– Что?
– Меня нужно подержать за ручку.
– Точно.
– Глупенькая мамочка!
– Да. Да, я глупенькая.
– Я так испугалась.
Она сказала это тихо, буднично. И тут Нора взглянула на нее. По-настоящему, как следует. Девочка казалась совершенно чужой и при этом глубочайше ей знакомой. Нора почувствовала, как внутри нее что-то шевельнулось, что-то сильное и тревожное.
Девочка смотрела на нее так, как никто прежде не смотрел. Эта эмоция пугала. У нее были Норины губы. И слегка потерянный взгляд, о котором ей порой говорили люди. Девочка была красивой, и она была ее девочкой – вроде как ее, – и Нора ощутила прилив иррациональной любви, огромную волну, и поняла: если библиотека не вернется к ней прямо сейчас (а она не вернулась), ей придется выкручиваться.
– Мамочка, ты возьмешь меня за ручку?..
– Я…
Девочка вложила в Норину ладонь свою. Она ощущалась такой маленькой и теплой, что Норе взгрустнулось: так спокойно она вошла в ее руку, как жемчужина в раковину. Девочка потянула Нору в соседнюю комнату – свою спальню. Нора прикрыла за собой дверь и попыталась проверить время на часах, но в этой жизни она носила классические механические часы без подсветки, так что потребовалась пара секунд, чтобы ее глаза привыкли к полутьме. Она проверила время на телефоне. Два тридцать два утра. Итак, во сколько бы она ни легла спать в этой жизни, эта версия ее тела спала немного. Явно ощущался недостаток отдыха.
– Что случается, когда умираешь, мамочка?
В спальне было не совсем темно. Из коридора тянулась полоска света, а за окном горел уличный фонарь, его свет тихонько просвечивал сквозь занавески с изображениями собачек. Она разглядела приземистый прямоугольник – детскую кроватку самой Норы. Увидела силуэт плюшевого слона на полу. Были и другие игрушки. Это была счастливо захламленная детская.
