Любовь и боль
– Ненавижу этот… процесс, – сообщила Нора миссис Элм во всю силу своего голоса. – Пусть это ПРЕКРАТИТСЯ!
– Пожалуйста, тише, – ответила миссис Элм, держа в руке белого коня, сосредоточившись на ходе. – Это же библиотека.
– Мы здесь одни!
– Не в этом дело. Это все равно библиотека. В храме ты ведешь себя тихо, потому что это храм, а не потому, что там есть другие люди. С библиотекой так же.
– Ладно, – сказала Нора, сбавив тон. – Мне это не нравится. Я хочу, чтобы это прекратилось. Я хочу отменить свое членство в библиотеке. Хочу получить свой читательский билет.
– Ты и есть читательский билет.
Нора вернулась к изначальному требованию.
– Я хочу, чтобы это прекратилось.
– Неправда.
– Правда.
– Тогда почему ты все еще здесь?
– У меня нет выбора.
– Поверь мне, Нора. Если бы ты действительно не хотела быть здесь, тебя тут не было бы. Я объяснила тебе в самом начале.
– Мне это не нравится.
– Почему?
– Это слишком больно.
– Почему это больно?
– Слишком по-настоящему. В одной из жизней мой брат погиб.
Лицо библиотекарши снова обрело жесткость.
– А в одной из жизней – в которой он жив – погибла ты. Будет ли ему больно?
– Сомневаюсь. Он не хочет со мной общаться. У него своя жизнь, и он винит меня в том, что она не сбылась.
– Так все дело в твоем брате?
– Нет. Все не так. Похоже, невозможно жить, не причиняя боли другим людям.
– Так и есть.
– Тогда зачем вообще жить?
– Ну, если честно, от смерти людям тоже больно. Итак, какую жизнь ты выберешь следующей?
– Никакую.
– Что?
– Я не хочу еще одну книгу. Не хочу другую жизнь.
Лицо миссис Элм побледнело, как много лет назад, когда ей позвонили и сообщили о смерти Нориного папы.
Нора ощутила, что пол под ногами задрожал. Небольшое землетрясение. Она и миссис Элм взялись за полки, а книги попадали на пол. Лампочки заморгали, а потом свет и вовсе погас. Шахматная доска и столик, на котором она стояла, перевернулись.
– О нет, – воскликнула миссис Элм. – Опять.
– В чем дело?
– Ты знаешь, в чем дело. Это место существует из-за тебя. Ты – источник энергии. Когда работа этого источника нарушается, библиотека подвергается опасности. Дело в тебе, Нора. Ты сдаешься в самый неподходящий момент. Ты не можешь сдаться, Нора. Мне есть что тебе предложить. Перед тобой уйма возможностей. Существует так много версий тебя. Вспомни, что ты почувствовала после встречи с белым медведем. Вспомни, как сильно ты хотела жить!
Белый медведь.
Белый медведь.
– Даже этот неприятный опыт для чего-то нужен, разве ты не видишь?
Она увидела. Сожаления, с которыми она жила почти всю свою жизнь, были напрасными.
– Да.
Небольшое землетрясение стихло.
Но книги были разбросаны по всему полу.
Свет появился, но лампочки еще моргали.
– Извините, – сказала Нора.
Она попыталась собрать книги и расставить их по местам.
– Нет, – рявкнула миссис Элм. – Не трогай их. Положи.
– Извините.
– И прекрати извиняться. Лучше помоги мне. Безопаснее будет.
Она помогла миссис Элм собрать шахматные фигуры, расставить их для новой партии и вернуть столик на место.
– А как же все эти книги на полу? Вы их просто бросите?
– Тебе-то что? Я думала, ты хотела, чтобы они вовсе исчезли?
Миссис Элм, возможно, действительно была механизмом, который существовал, чтобы упростить причудливую сложность квантовой вселенной, но прямо сейчас – сидя между двумя полупустыми полками у шахматной доски и готовясь к новой игре – она выглядела печальной, мудрой и бесконечно человечной.
– Я не хотела грубить, – проговорила миссис Элм, наконец придя в себя.
– Ничего.
– Помню, как мы только начали играть в шахматы в школьной библиотеке и ты сразу сдавала самые лучшие фигуры, – сказала она. – Ты подставляла ферзя или ладьи под удар, и они уходили. И тогда ты действовала дальше так, будто игра уже проиграна, ведь оставались лишь пешки и пара коней.
– Почему вы сейчас об этом вспомнили?
Миссис Элм увидела затяжку на своем кардигане, попыталась убрать ее, но затем передумала и оставила как есть.
– Тебе нужно понять кое-что, если ты когда-нибудь захочешь научиться играть в шахматы, – сказала она так, словно у Норы других забот не было. – И вот что ты должна понять: эта игра не заканчивается до самого финала. Она не заканчивается, если на доске осталась хоть одна пешка. Если у одного игрока осталась только пешка и король, а у другого – все фигуры, игра все равно продолжается. Даже если бы ты сама была бы пешкой – может, мы все лишь пешки, – ты должна помнить, что пешка – самая удивительная фигура. Она может казаться маленькой и обычной, но это не так. Потому что пешка – всегда не просто пешка. Это будущий ферзь. И все, что тебе надо делать, – продолжать двигаться вперед. Ход за ходом. И ты сможешь добраться до другого края и раскрыть свои способности.
Нора оглянулась на книги, которые ее окружали.
– Так вы говорите, у меня остались одни пешки?
– Я говорю, что фигура, которая выглядит самой обычной, может привести тебя к победе. Тебе нужно продолжать. Как в тот день у реки. Помнишь?
Конечно, она помнила.
Сколько ей было? Должно быть, семнадцать, она уже не плавала на соревнованиях. Опасное время, когда папа был резок с ней постоянно, а мама переживала один из своих почти безмолвных эпизодов депрессии. Брат вместе с Рави приехал из художественного училища на выходные. Показывал другу достопримечательности славного Бедфорда. Джо устроил импровизированную вечеринку у реки – с музыкой, пивом и тонной травки, с девчонками, расстраивавшимися, что Джо ими не интересуется. Нору тоже пригласили, она выпила слишком много, и разговор с Рави сам собой зашел о плавании.
– Так ты смогла бы переплыть реку? – спросил он ее.
– Конечно.
– Да ни за что, – заявил кто-то.
И вот, в приступе глупости, она решила им доказать. К тому времени как ее обкурившийся и в стельку пьяный братец понял, что она делает, было уже слишком поздно. Заплыв был в разгаре.
Когда она вспомнила это, коридор в конце прохода в библиотеке превратился в реку. И хотя полки вокруг оставались на месте, плитка под ее ногами стала травой, а потолок над головой – небом. Но, в отличие от тех моментов, когда она исчезала и превращалась в иную версию себя настоящей, миссис Элм и книги остались. Она наполовину была в библиотеке, а наполовину в воспоминании.