— А что, деньгами он не возьмет?
— Просил твердыми продуктами.
— И сколько, ты думаешь, ему стоит дать?
— Счет он на сто пятьдесят рублей выписал. Это с манекеном.
Найден задумался. Потом махнул рукой и сказал:
— Напиши реляцию с просьбой оплатить содействие твоего портного следствию. Да, заплатить солью из расчета на сто пятьдесят рублей. А сколько это будет соли — я позже уточню!
Бодрость потихоньку вернулась в тело и голову Самсона. Особенно после второй кружки чаю, занесенной заботливым Васылем вместе с куском свежего белого хлеба.
— Откуда хлеб? — спросил удивленный Самсон, привыкший уже давненько к пустому чаю, подкрепленному в редкий день баранкой или подсохшим у кого-то в буфете шимандориком
[5].
— Пекаря с Галицкой площади спасли вчера! Вернули ему со стрельбой полпуда хлеба! Еще теплого! Случайно получилось! — объяснил Васыль.
— Как случайно?
— Да наши ехали грузовиком, а там налет! И бандиты с мешками хлеба из пекарни, как тараканы! Постреляли их. Хлеб вернули. Вот он с утра и принес свежего! Ценят нас! — В голосе Васыля прозвучала гордость.
Попивая чай, перечитал Самсон написанное перед дремой. Задумался. Бояться теперь ему было некого, не от кого ему теперь было «ждать смерти». А значит, и Якобсону тоже. Только ведь не может знать Якобсон, что ему больше некого бояться! Может, как-то ему сообщить, чтобы он из своей норы вылез? Только не станет ли тогда он бояться того, кто ему сообщит?
Вздохнул Самсон и задумался еще сильнее, попробовал мыслить тактически, шаг за шагом. Вот пойдет он сейчас снова на Бассейную. Вряд ли Якобсон там будет, но может, увидит Самсон следы его нового визита, ведь заходил он туда прежде, уже после убийства Бальцера. И почему-то кровать свою походную тоже туда перенес уже после убийства! Может, там ему на стене где-нибудь и написать, что опасность миновала? Но если он запуган или затравлен, то решит, что это ловушка, и еще глубже спрячется! Как же тогда его вытащить? Да ведь и вооружен он наверняка! Иначе зачем бы этот патронташ в карманах выдумывать? Без стрельбы его никак не возьмешь! Одно хорошо — понятно, что он один и без банды! Потому что иностранец и со своей бандой красноармейской поссорился! Знать бы причину!
Самсон глянул на потолок, потом на окно. Взгляд сам сполз на мешки с книгами, которые теперь стояли на месте ящиков, но ни у кого больше возражений не вызывали.
«Интересно, почему люди к мешкам относятся лучше, чем к ящикам? — зашел в голову странный вопрос. — Потому что не видно что внутри, если они завязаны? Или из-за формы?»
Белый мягкий хлеб таял во рту, растворялся в выпиваемом чае полностью, добавляя в него особой сладости, сытной.
«Но где-то он же должен кормиться? Ретирадой или клозетом пользоваться? В подвале ни едой, ни керосином не пахло! В кухне Бальцера запах какой-то съедобный стоял, но будто из прошлого! Надо идти и смотреть снова!» — решил Самсон.
Глава 42
Левая парадная дверь на Бассейной была ниже других двух парадных дверей этого же дома. То есть не была парадной.
Самсон, прежде чем подняться, прошелся вдоль фасада, присмотрелся к окнам.
От грязных пустых витрин помещения под швейной мастерской веяло войной и разрухой.
Сложнее прежнего открылись двери в парадное Бальцера. Присмотревшись, заметил Самсон, что на месте выломанного замка была вставлена деревянная болванка, которая вытесанным «молоточком» вплотную притиралась ко второй, более узкой половине двери.
В двери, за которой располагалось покинутое торговое помещение, Самсон увидел шляпки двухвершковых стальных гвоздей. Забиты они были по краям и с силой, потому как местами были примяты и краями загнаны под дерево.
На всякий случай потянул Самсон дверь за простенькую ручку на себя. Ясное дело, что зряшное усилие он применил — двери сидели в коробке намертво. Поднялся на второй этаж. Угольком написанной угрозы на стене возле двери не увидел. Зато такие же темные следы от стертой надписи, как и у него на углу дома. Значит, возвращался Якобсон!
Взгляд ушел на мастичную печать, которую он к двери в последний раз прилепил. Ее тоже не было. Но дверь оказалась запертой. Наклонился Самсон к замку, но увидел рядом шляпку такого же двухвершкового стального гвоздя, вошедшего рядом с замком под таким наклоном, чтобы дальше в дверной боковине застрять.
Потянул Самсон дверь на себя, не поддалась она, но чуть скрипнула жалобно. Не так ее загвоздили, как нижнюю!
Поднапрягся Самсон и выдернул гвоздь из боковины вместе с дверью. Замер, прислушиваясь. Тишина придала ему уверенности, и он спокойно, даже не сдернув верхний ремешок с крышки кобуры, зашел внутрь.
В швейной мастерской все стояло и лежало на своих прежних местах. Самсон прошел в жилую часть помещения. Разобранной походной кровати в комнате не было. Все остальное не обращало на себя внимания. Только вот на стене над кроватью Бальцера теперь висела на гвозде необычная горизонтальная фотография гравюрного размера в деревянной рамке под стеклом.
Удивленный, Самсон снял ее со стены и отошел к окну, чтобы получше рассмотреть. Там, на морском пляже, стояла в купальных костюмах немолодая пара — лет сорока, а по бокам — шестеро детей, по трое с каждой стороны, двое мальчиков в матросках и шортиках и четыре девочки. Всем на вид лет по восемь — десять. Слишком много близковозрастных, как для одной семьи.
Вытащил Самсон фотографию из рамки. Внизу на картонке золотом было выдавлено «Fotostudio Zellner», а с оборотной стороны от руки чернилами: «Den Haag, zoet augustus 1907».
В мужчине Самсон узнал Бальцера, только на двенадцать лет моложе. Лицо его выражало радость и оптимизм. Свою жену он не обнимал, а держал за руку, они были «скованы» друг с другом несильно сжатыми ладонями. Дети смотрели в фотоаппарат зачарованно, словно ожидали, что из него вылетит совершенно необычная птица!
Присмотревшись к двум мальчикам, Самсон ничего особенного в их внешности и лицах не заметил. Обычные дети.
Мог ли он в прошлый раз упустить эту фотографию из внимания? Наверное, мог. Он не помнил стенку над кроватью. Он больше смотрел на пол и на стоящие в другом углу носилки походной кровати.
Войдя на кухню, Самсон остолбенел от удивления — на полу под умывальником стояли два ведра с водой. И стол с кухонной тумбой показались ему вычищенными и вытертыми. Грязной посуды не было, но слева от умывальника на средней поверхности буфета стояли чистые тарелки и чашки.
Нервно Самсон проверил клозет и ванную комнату. Там никого не было.
