Слезы навернулись на глаза Самсона. Предстал пред ним тот последний миг жизни отца, и блеснула в памяти вторая сабля, падавшая на его, Самсона, голову и не достигшая своей цели только благодаря последнему, посмертному акту отцовского сынолюбия. И ведь он даже подумать не успел, что можно поднять руку для защиты! Потому-то и осталась целою его одежда!
Вытер Самсон тыльной стороной ладони слезы. После этого сунул ладонь в карман куртки, наткнулся пальцами на бумажку. Вытащил, глянул — кусок самокрутки. Проверил другой карман — там пусто. Полез во внутренний и вытащил оттуда конверт, а в нем — фотография.
Женское милое личико, чуть наклоненное к правому плечу, взятое фотографом в овал, смотрело на Самсона с любовью и с грустью.
Справа под овалом подпись: «От любящей жены Насти мужу и бойцу Петру на щемящую память».
Тяжелый вздох сам вырвался изо рта Самсона. В коридоре раздался шум — вернулись красноармейцы, со стуком поставили прикладами на пол винтовки, зашли в гостиную и замерли, увидев хозяина с фотографией в руке.
Подошли, посматривая на мокрые глаза Самсона. Антон глянул на фотографию, закивал грустно, потом достал из-за шинельной пазухи свою фотографию, и тут движение его руки стало бережным. Он поднес фото своей жены так, чтобы Самсон мог и ее рассмотреть. Тут фотограф был попроще, но лицо гладковолосой молодой крестьянки с воротничком блузки или кофты под самую шею показалось Самсону все равно симпатичным, хоть никакой овал его романтичности не подчеркивал.
Самсон осторожно взял фото у Антона, повернул обратной стороной.
«Дорогому мужу Антонию на надежную память!» — прочитал.
Федор, стоявший рядом, тоже было полез за пазуху, да вдруг остановился и вытащил руку обратно, в карман шинели сунул.
— Ты за стол извини, — попросил Антон. — Но больно он уж мешал!
— А за куртку сколько отдал? — он примерился взглядом к ее коже.
— Бесплатно, — ответил Самсон. — От службы выдали!
— На службу устроились? — удивился Федор. — На какую?
— На милицейскую.
Федор и Антон напряженно переглянулись. Антон кивнул, и пошли они в отцовский кабинет. Закрыли за собой дверь.
Посмотрел Самсон еще раз в зеркало. И боком стал, и анфас. Показалась куртка ему чуть жесткой. С другой стороны, у человека, который сталкивается с опасностью, она должна быть жесткой, защитной. Хотя предыдущего обладателя куртка не защитила, иначе бы до сих пор ее носил!
Сам Самсон зашивать не умел. Спустился к вдове дворника. Попросил об услуге.
Она, прощупав толщину кожи в месте пореза, замотала головой.
— Не проткну, — сказала. — Силы не хватит!
Надел тогда Самсон куртку и решил на Немецкую к отцовскому портному сходить.
Портной принял Самсона дружелюбно, чаем угостил. Шов на локоть машинкой наложил быстро, потом черной ваксой промазал и щеткой до блеска довел. Теперь рукав казался цельным.
На обратном пути остановился Самсон перед домом доктора Ватрухина. Теперь этот дом ничего не говорил о своих жильцах. Новых вывесок не появилось, старая исчезла, равно как и мусорный сугроб, который еще недавно устойчиво у правого угла дома на тротуаре стоял.
Постучался Самсон в двери, и прислуга Тонечка тут же их открыла.
Сам Николай Николаевич выглядел плохо, одет был в теплый банный халат, из-под которого выглядывала кофта синего цвета, покашливал.
— Я на минутку, — сразу предупредил его Самсон, зайдя в сопровождении прислуги в кабинет. — Только вопрос хотел задать.
— А вы так бинт и не постирали, — с сожалением и укором произнес Ватрухин.
— Не выходило никак.
Присел Самсон на стул для пациентов сбоку от письменного стола. А доктор на свое место опустился, и выражение его лица стало профессиональным, внимательным.
— Ну так что за вопрос? — поинтересовался он.
— Когда к вам красноармейцы ворвались, они протез глаза украли. Правильно?
— Ну да, забрали, реквизировали, — иронично подтвердил доктор.
— А тот протез, он ведь только с виду глаз заменяет, чтобы дырки не было? Он же не видит?
— Конечно не видит! Это для душевного удобства.
— А не знаете ли, может, кто протезы уха делает?
— Не встречал, честно говоря, — доктор пожал плечами. — Из гипса-то сделать легко, но крепиться не будет…
— Мне бы тоже для душевного удобства помогло… Я б тогда и бинт сразу снял.
Доктор снова поднял взгляд на забинтованную голову парня.
— Вы бы его все равно сняли! Я уж не знаю, сколько на нем теперь вирусов и бактерий! Не дай бог заражение крови случится!
— А как же мне с дыркой вместо уха по улице ходить? — чуть не страдальческим голосом спросил Самсон.
— Ну что вы как юнец несмышленый, — удивился доктор. — Сейчас по погоде, можно сказать, зима еще. Можете шапку с ушами носить — никто не увидит вашу рану. Потом другой головной убор найдете или закажете! Что вам этот бинт дает? Только внимание на себя обращает!
Подсказка доктора зажгла мысли Самсона радостным огнем.
— Как это я сам не додумался? — поразился он.
— Я вам не знаю как благодарен, — сказал он тут же Ватрухину. — Не знаю, почему это мне самому в голову не пришло!
— Ну не за что, не стоит! — отмахнулся доктор. — С глазами-то как? Не тревожат?
— Нет, не тревожат! Завтра еще зрение на стрельбах проверю!
— На каких стрельбах? — От неожиданности доктор откинулся на спинку стула, словно чтобы лучше сидящего перед ним визитера осмотреть.
— На службу пошел, в Лыбедской участок милиции. Завтра на курсы по стрельбе. В тир Общества правильной охоты, за Куреневкой.
— Знаю, знаю! — закивал задумчиво доктор. — Сам когда-то охотой баловался! И что ж, большевиком станете? — он посмотрел на куртку Самсона.
— Нет, что вы! — поспешил заверить доктора парень. — Я за порядок буду бороться.
— Порядки разные бывают, — доктор пожевал растерянно губами. — Есть большевистский порядок, есть махновский, есть деникинский. Все они на бумаге не записаны, и все они меняются, как погода в Англии. Ничего не устаивается. А для жизни нужен устоявшийся, оформившийся законами порядок, чтобы одинаковые правила для всех…
— Будет, — пообещал Самсон доктору. — Обязательно будет! Пойду я уже.
— Ну-ну, идите! Наводите ваш порядок! — несколько омраченно напутствовал парня Ватрухин. — А если что с глазами, приходите! У медицины один закон и один порядок уже тысячелетия! Потому что болезням наплевать и на большевиков, и на петлюровцев!
Глава 15
Не имея более своего уха в кабинете отца, Самсон всю ночь не спал, беспокоился, подходил к двери и пытался услышать: не шепчутся ли опять о чем-то живущие у него красноармейцы. Только когда оттуда донесся отчетливый храп, успокоился Самсон и улегся в постель окончательно, ощущая ломоту во всем теле.
