О, какая же самоуверенность! Осколки, возможно, придется собирать мне. И свои, и виконта.
Запуталась и поразилась: то есть я даже мысли не допускала, что Морану могла приглянуться эта барышня? Любовь слепа. Карре, пронзенный стрелой Амура, мог и не видеть, какие чувства возникли меж этими двумя!
Остановись, Анна! Остановись, пока не отравила себя ревностью!
— Как чувствует себя ваша тетушка? Все еще мучается мигренью? — Шаркнув подошвой туфли об пол, заявила о своем возвращении в спальню.
Гостья даже не дернулась! Медленно, словно нехотя развернулась в мою сторону. Улыбнулась грустно.
— Ей лучше. Баронесса заварила ей какие-то травы… — оборвав себя на полуслове, Розина вдруг заметно занервничала. — Бесса Анна, я хотела у вас спросить: его сиятельство сказал, что вы хорошая знакомая его сына и племянника, это так?
— Про хорошую он, конечно, немного преувеличил, но… да, знакомая.
— Какой он?
— Кто? — Моргнув, непонимающе уставилась на виконтессу. Буря в душе набирала обороты.
— Леонард Карре.
Я от облегчения прикрыла глаза, матюгнувшись под нос. Чуть не разрыдалась, ощутив себя сдувшимся шариком, из которого выпустили ядовитый газ.
— Он очень хороший. И как человек, и как друг, и как брат. Порядочный и добрый, — заливалась соловьем на радостях, что не моего графа касается интерес. — Почему вы спрашиваете?
— Отец настаивал на помолвке с его сиятельством, а я не хочу. Мне понравился другой, но он оказался обручен с леди Софией.
— Договор расторгнут.
— Я знаю, но папенька с тетушкой не одобрили мой выбор, — совсем уж убито промямлила Розина.
— Это еще почему? — Моя сущность встала на дыбы: чем это Лео им не угодил?
— Его связи с женщинами… До моих опекунов дошли слухи о неблагонадежности его милости.
Ясно. Слава о твоих победах на любовном фронте, виконт, бежит впереди тебя.
— И вы сомневаетесь. Боитесь.
Излишне нервно наполнила водой вазу, водрузила букет.
— Я не знаю, но очень хочу поверить.
Вот и я не знала, что сказать девчонке. Кто я такая, чтобы с пеной у рта уверять её в благородстве обсуждаемой личности? Заверять в его искренней любви? А если я ошибаюсь? А если в один прекрасный день, как в песне, перейдет ему дорогу красивая и смелая? Махнет хвостом, и… вся любовь к златокудрой розочке-Розине растает как дым.
Растерянно посмотрела в глаза виконтессы.
— А если он первый раз в жизни полюбил? Полюбил так сильно, что готов измениться? Уже изменился. Дайте ему шанс!
Девушка от моей пылкой речи густо покраснела и, тихо улыбнувшись, промолвила:
— Вы очень хороший друг. Я вижу, как трепетно он к вам относится. Прислушивается к вам, делится мыслями, спрашивает советы. Это невольно зарождает зависть. Да, я завидую вам. Вашим отношениям. Свободному общению.
— Что вам мешает?
— Анна… — тихим шелестом донеслось со стороны кровати.
Бросилась к Рихарду. Пусть разбираются сами, кому что мешает, мне сейчас нет дела до чужих страданий — мой граф зовет меня!
Лицо мужчины исказила болезненная гримаса. Суетилась над больным, а у самой холод по спине подбирался к шее. Кожа на лице Морана стремительно бледнела, скулы заострились, а глаза будто вваливались, синея вокруг век. Сиплое дыхание вырывалось из горла.
Что? Что такое?!
— Найди Тельму! — крикнула девице. — С ним что-то происходит. Быстро! — Застучали часто каблучки виконтессы, удаляясь по коридору. — Где больно, милый? Что тревожит? Скажи что-нибудь! Очнись!
Затравленно обвела взглядом спальню. Очередное сипение Рихарда ударило по нервам. Сорвалась с места в бесполезной попытке что-то делать, куда-то бежать. Металась по помещению, хватая что ни попадя.
Где все? Почему так долго идут? Зачем прижимаю к груди какую-то книгу?
Споткнулась.
Что я вытворяю?
Вернулась. Обхватив голову любимого руками, неистово зашептала:
— Не смей, слышишь! Не смей меня бросать! Борись! Ты сильный, борись!
— Позвольте, госпожа! — Меня мягко, но решительно оторвали от графа.
Безропотно отошла на два шага, уступая место незнакомцу. Я пропустила чей-то визит? Замуровала себя в покоях Морана и знать не знаю, что творится в доме.
Между тем мужчина… да какой там — молодой парень быстро осмотрел больного, схватил ложку со столика, ловко разжал ею стиснутые судорогой челюсти и молниеносно просунул между ними какую-то пастилку серого цвета. Так же шустро убрал пальцы и столовый прибор, удачно избежав клацнувших зубов.
— Успели, — удовлетворенно выдохнул незнакомец и разогнулся, позволив себя рассмотреть.
Он был высокий, худой, нескладный, сутулый, носатый и в очках. В кругленьких таких, а-ля Гарри Поттер. В мокром плаще с пелериной и потертым донельзя маленьким чемоданчиком. Гадать не надо — прибыл новый лекарь, о котором говорила моя ведьма.
Оглянулась на шум за спиной. Комнату заполняли люди, слуги столпились в дверном проеме. Расталкивая всех, сквозь толпу пробился Гектор Карре.
— Разойтись! — рыкнул он на собрание зевак. — Гантер, что? — Вперил в эскулапа острый взгляд.
— Он пойдет на поправку? Что вы ему дали? У вас был опыт лечения таких травм? — посыпались из меня вопросы.
У Рихарда выровнялось дыхание, цвет лица стал ненамного, но все же близок к живым краскам.
Парень, покосившись на хозяина дома, нерешительно откашлялся, продолжая держать запястье Морана, словно определял его пульс.
— Позвольте мне привести себя в порядок с дороги и обследовать пациента. Я ничего не скажу вот так сходу.
Я ждала чуда. Все ждали чуда. Но его не произошло. Молодой маг-целитель не привез с собою панацею. И на дне его дряхлого саквояжа не завалялась надежда. Силы оставили меня. Безнадега накрыла с головой. Остались нескончаемые слезы и боль, что разрывала сердце. Удушливым туманом заволокло все в груди, не позволяя легким вздохнуть в полную силу.
Ноги несли меня на улицу, подальше от людей, из этой комнаты. На воздух! Мне нужен был воздух. Свежий, в большом количестве. В огромном! Проглочу весь. Захлебнусь. Может, тогда станет легче.
Задыхалась от накатывающей истерики. Бежала от свидетелей и утешения. От участливых и скорбных взглядов, крепко зажав рот рукой, из которого рвались жуткие звуки.
Мокрый сад представлял унылую картину. Капли падали на лицо, смешиваясь с солеными дорожками на щеках.
Не дойдя несколько шагов до беседки, остановилась. Пусть небесная влага омывает меня. Тяжёлым взмахом налетал ветер, чаще и гуще бил косой дождь, хлестал по плечам, бил по спине тысячами плетей. Сдавленный, полный боли нечеловеческий звук оцарапал горло. Выла страшно, долго, пока не сорвала голос.
