— Так ты что ж, стоял и смотрел, как в тебя эта штука летит? — ахнула благодарная слушательница, пододвигая ближе к рассказчику тарелку с мясной нарезкой.
— Выстрелил, а то как же! Прямиком в шар этот, да только стрела так и увязла в нем, как щепа в смоле. Сам глазам не поверил! Вот же магическая зараза! Просвистела мимо, только лицо опалила, а за спиной так громыхнуло, что уши заложило. И в спину толкнуло, словно двинул кто со всей мочи. Успел только объятия раскрыть навстречу вашему гостю, и все… Как налетел на него да с ног свалил, уже не помню.
— Хорошо ты на него налетел, всем своим внушительным весом. Еще и арбалетом приложил от души. Уронил поганца и чуть не раздавил. То-то он сейчас шишкой на лбу с твой кулак похвастаться может.
Бородач хохотнул. Вошел Тибор со штофом из темного стекла. Кухарка возмущенно уперла руки в боки, одарила мужа тяжелым взглядом.
— Наливочка, — сообщил благоверный невозмутимо. — Что? Я тоже пострадавшая сторона!
— Слышь, Офра, — понизил голос Ходер, отвлекая стряпуху на себя, — а что его милость, никак жених госпожи Анны?
— Да не-е, — зашептала кухарка, покосившись на открытую дверь в столовую, — сам хозяин имеет интерес. Угу, как с драгоценностью хрупкой обходится. На руках носит, а смотрит как!
Мужчина на это только тяжело вздохнул. А попугай, выпущенный из клетки размять крылышки, вдруг опустился на плечо лесника. Ходер с опаской покосился на пернатого.
— Одиночество — сволочь, одиночество — скука. Я не чувствую сер-рдце, я не чувствую р-руку… — выдал пересмешник, подражая грустному голосу хозяйки, и, сочтя две строчки из подслушанной песни достаточными и самыми подходящими к ситуации, закрутил заезженной пластинкой по новой. Ходер совсем сник, глядя в свою кружку с напитком. Офра прослезилась, а Тибор хмыкнул, махнул своей наливочки, крякнул и полез целоваться к жене.
Как бы я ни рвалась всей душой в поместье Виннет к Рихарду, но оставались нерешенные проблемы в Бережинах. И как бы Лео ни спешил вернуться к брату, он понимал, что будет не по-хозяйски оставлять людей без указаний и наставлений в разгромленном доме Морана.
Дворецкому поручили решить вопрос с временной закупоркой гостевого крыла и наймом мужиков из деревни. Заделать в стене дыру с улицы, законопатив её хоть чем-нибудь до поры до времени, а точнее до капитального ремонта. Но во главе угла стоял вопрос с магом.
Время шло, а Грун не приходил в себя. Не передать словами, как я дергалась и психовала! Эта задержка лишила сна и аппетита. Сама готова была, чтобы поторопить время, таскать доски и махать молотком — все казалось, что мужики медленно работают. Ну и отвлечься от навязчивой идеи пойти лично прибить гостя — главную причину нашей задержки.
Страбор очухался с первыми лучами солнца, ничего не помня о последних десяти днях. Вот так. Полная амнезия. Выглядел откровенно недоуменным, узнав, что находится в Бережинах, а не в столичной академии, куда, собственно, и планировал отправиться более недели назад. Будучи ужасно растерянным и подавленным, лепетал извинения. Краснел, бледнел и мучился от тошноты. Тельма отпаивала его какой-то ядреной гадостью болотного цвета, которая вызывала у парня целую бурю неприятных ощущений. И рвотный рефлекс был не самым кошмарным.
Нечаянно заглянув в приоткрытую дверь новых покоев, выделенных магу, увидела непривлекательную сцену его страданий, как организм избавлялся от дурмана, успевшего раствориться в крови и почти полностью завладеть сознанием парня.
Чем его накормили? Когда? Ответ был один: «Я не помню».
Когда виделся последний раз с лордом Элиасом Нотбеком? — Только на одно это имя у Страбора срабатывала необъяснимая реакция, и его начинало буквально выворачивать наизнанку. Вот тут меня накрыло жалостью к нему. Совсем уж бездушной я не была. Такие мучения не дай бог испытать самой.
Мирта, сопереживая молодому человеку, не отходила от него ни на шаг, чем смущала того еще больше. Меня же посещали смутные сомнения относительно его непричастности к деяниям коллекционера. Все в этой истории было странным и подозрительным. Возможно, он и не хотел. Допустим, был не согласен. Может быть, даже сопротивлялся настойчивым уговорам родственника, соблазнявшего разжиться уникальной вещицей. В итоге строптивца опоили, обкурили, заставили. Но, если подумать, в тайных своих помыслах юноша все же желал обладать тауроном. Мечты-то были. Еще как были! Все подленькие поступки, все алчные мыслишки вылезли наружу, стоило только затуманить мозг правильным зельем, и получился заколдованный принц, только вот… жутко гниющий изнутри, хоть и великолепно пахнущий.
Тельма поджимала с досады губы, глядя на измученного парня.
«Сильная магия. Я не смогу помочь. Все мои отвары лишь добавляют ему мучений. Удерживают, но не уничтожают заразу, что бродит в нем».
«А кто сможет? — с надеждой в глазах спрашивала Мирта. — Я вижу, чувствую, он хороший, не злой. Он все понимает, он борется, но это сильнее его!» — шептала неистово, а потом отворачивалась или вовсе убегала, пряча слезы.
После этого разговора моя бабулька долго стояла у окна, о чем-то раздумывая. Придя к решению, спустилась в погреб, а через четверть часа поднялась оттуда с мышью в руке. С обыкновенной серой домовой мышью. Мертвой. Черканула записку и, скрутив её в маленькую трубочку, вложила в распоротое брюшко выпотрошенного грызуна. Сунула тушку в лапки летуну-почтальону и вышла на улицу.
— Селесте? — спросила её по возвращении в дом. — Почему не письмом?
— Пока письмо это дойдет до верховной… — проворчала женщина недовольно. — Там, знаешь ли, волокитой, как и везде, страдают. Через пять рук пройдет, пока адресату на стол ляжет. А так хоть пошевелятся. — Понятно: бюрократия имеет место и в других мирах. Подумать только — в Ковене ведьм! — А вы не ждите, езжайте, — это уже нам с Лео, — к ночи верховная прибудет.
— А если нет?
— От такого послания не отмахнется.
Баронесса настаивала на нашем скорейшем отъезде, уверяла, что справится с таким-то количеством помощников, а я колебалась в сомнении. Все тянула, тянула время. А ну как опять разум мага замутится, и возобновит этот придурок отстрел всех, находящихся в поле видимости? Испытывая душевную тревогу за Рихарда, чувствовала, что разрываюсь надвое.
Давно перестали стучать молотки, визжать пилы. Только какая-то далекая птичья трель нарушала тишину вокруг. Мы с Карре стояли на крыльце. Состояние подвешенности было обоюдным.
— Мы не можем больше ждать, Аннушка. Я волнуюсь за брата.
— Да. Надо ехать. Скажи Тибору, пусть закладывает коляску.
— На лошадях быстрее.
— Три часа верхом? Лео, я не выдержу.
Вместо ответа он указал подбородком в сторону ворот.
— Кто это?
К дому спешил человек. Подходил все ближе, едва не срываясь на бег.
— Хм, местный чеботарь? — Вглядевшись, узнала в молодом парне со свертком под мышкой весельчака Стафа. — Неужели справился раньше срока?
