Сняв с лапки почтальона маленький холщовый мешочек, вытряхнула на ладонь скрученное в трубочку послание и… колечко из белого блестящего металла с прозрачным граненым камешком, ослепительно сверкающим на солнце.
Вздохнула, задержала дыхание и расправила бумажный рулончик. Мелкий красивый почерк. Буквы заостренные и очень ровные, с нажимом вниз. Как же он отличался от того, что в двух письмах ранее, — круглого, размашистого, с легкой небрежностью, в духе характера виконта Карре.
Выдохнула, почувствовав, как учащенно забилось сердце. И причина тому — первое послание от Рихарда!
«Аннушка, лучик мой ясный, закончились разбирательства в Ливике.
Скачем с Леонардо в Виннет, а душа…
Душа рвется совсем в другую сторону, туда, где сейчас ты.
Сделали короткий привал и, пользуясь случаем, пишу тебе.
Так печально, что не сможем увидеться ещё долго!
Мансарда в полном твоем распоряжении, милая. Бойся сквозняков!
Береги себя ради того, кто тебя любит больше всех на свете и мечтает сделать счастливою…
Храни тебя боги, моя радость.
Обнимаю нежно,
Рихард Моран».
— Опять р-рыдает! — голосил Перри, летая по дому. — Р-рому ей плесните, р-рому!
Шмыгнула носом.
«Ей проще быть невидимкой,
Подумаешь, мир не заметит слез.
Кому-то пусть глупо и дико,
А вот для неё это всё всерьёз,
Ответ на главный вопрос…»
[23]
Глава 4
— Ведьма! Ей-Богу, ведьма!
Свят круг, спаси, свят круг, сохрани… Сгинь!
Н. В. Гоголь «Вий»
Лес в Бережинах ничем не отличался от земного смешанного. С лиственными и хвойными деревьями, всевозможными кустарниковыми и лианообразными растениями, похожими своими зелеными плодами и двуцветными листьями на актинидию. Единственная отличительная черта — размер плодов. Крупнее в разы, мясистей и на вкус кислее лайма.
Виноград самый обыкновенный, дикий. Когда увидела длинные, гибкие, напоминающие корабельные канаты лианы, взбирающиеся вверх по деревьям и цепляющиеся своими усищами за соседние растения, обомлела. От недостатка солнечного света кусты забрались под самую крону лесных великанов. Ягоды сочными желтоватыми гроздьями соблазнительно выглядывали из-под листвы с резными краями, висели метрах в четырех-пяти от земли. Чтобы добраться до них, нужно было обладать умением лазать по деревьям не хуже макаки. Сноровкой и бесстрашием… коими я не обладала, но удостоилась чести рискнуть жизнью.
— Мирта, ты мельче и легче меня! Попробуй, я подстрахую, — попыталась я откреститься от этого безумства, а будущая ведьмочка при этом округлила в ужасе глаза и побледнела лицом. — Тянуть жребий бесполезно, да? — Скисла, поняв тщетность попытки. — Что же у вас все не как в других мирах-то! Виноград и тот висит черт знает где…
— А как в других? — Глаза девчонки блеснули любопытством.
— Да пониже будет, — попеняла себе за болтливый язык, высматривая, на каком дереве особенно крупные гроздья и в большем количестве. — Вот что он туда вскарабкался? От кого?
Тельма только посмеивалась, сидя на травке и перебирая в своем лукошке корешки и травки. Даже не делая попыток вмешаться или отговорить от затеи!
Вздохнула и, выбрав ствол покорявее да поветвистее, критически оглядела себя: какая я молодец, что под юбку одела свои родные, любимые брючки! Сняла более привычный дамам этого времени предмет гардероба, вручила Мирте и, привязав веревкой к талии тару, полезла, декламируя и стеная:
— Это как-то совсем уж не вяжется со статусом бессы… А кисти сочные как яхонты горят… Ай! Лишь то беда — висят они высоко… Черт! Отколь и как она к ним ни зайдет… Хоть видит око… Блин, сучок острый! Да зуб неймет… Я его уже не хочу! Как я спускаться буду?!
Что делают с нами соблазн и самая малость азарта? Надолго я запомнила это восхождение!
Наградой были полная корзина спелого лесного лакомства и… оцарапанные руки и трясущиеся колени. А горящие в восхищении глаза дочери уважаемого Брута?
Молчаливый восторг поднял мою самооценку до небес… которые вдруг затянуло серыми тучами. Подул ветер, тревожа макушки деревьев. Шумно задрожала листва над головой. В лесу стало сумрачно и неуютно.
— Да откуда что взялось? Ничего же не предвещало! — Ведьма переполошилась, сноровисто закидывая свою добычу обратно в кузовок. — Поспешим, девоньки! Надо успеть добраться до дома! — И первая рванула по тропе, по которой пришли.
Не успели. Ветер неожиданно стих, буквально на несколько секунд, а потом обрушился с такой яростной силой, что уши заложило от звуков, принесенных стихией. Капля за каплей, и крупный ливень устремился вниз с высоты — не укрыться, не убежать! Косой дождь пробивался сквозь листву, от души лупя по спинам и головам нечаянных любителей природы.
На смену серым тучам приползли черные, тяжелые, насыщенные влагой до отказа. Вокруг стало совсем темно. Мокро. Холодно. Страшно.
— Сюда! — выкрикнула Мирта и резко свернула с тропинки к высокой ели с раскидистыми ветвями-лапами.
Оскальзываясь на мокрой траве, мы с тетушкой последовали за ней в худо-бедно, но укрытие.
— Что пригорюнились, голубки? — жизнерадостно спросила Тельма, выжимая платок с головы и перекрикивая шум дождя и ветра. — Посмотрите, какая красота! Какая мощь!
— Ага, мощь, — вяло ответила я и с подозрением покосилась на баронессу.
Радоваться мне совсем не хотелось. В промокшей одежде я моментально замерзла, да так, что кончиков пальцев не чувствовала. Наверняка и губы посинели. Колотил мелкий озноб, и подбородок начал трястись, стоило только расцепить челюсти. Но волновало больше не моё состояние, а бабульки. Много ли надо пожилому человеку, чтобы простыть и слечь с температурой, ревматизмом?
Ствол за спиной гудел после каждого нового порыва немилосердной бури. Сверху к ногам сыпались мелкая труха, хвоя и шишки. Еще зеленая листва срывалась с деревьев, уносилась по ветру и падала в траву, придавленная тяжелыми каплями. Деревья, и молодые и старые, кренило к земле. Березы гнуло дугой, так что они почти касались верхними ветками земли.
— Это надолго, — досадливо вымолвила девчонка, глядя на небо сквозь густые еловые лапы. — До усадьбы час ходьбы. — Огляделась, нахмурившись, будто пыталась сориентироваться на местности.
— Пчхи! — громко, не по-аристократически чихнула моя ведьма.
