А я во все глаза смотрю на Морана и не могу поверить в то, что вижу. Пораженная, изумленная, боюсь даже громко подумать об очевидном.
Мужчина молча спрыгивает с коня и со словами: «Дружочек, карауль!» ныряет рыбкой к женщине. Цветы скрывают пару от моего взора. Заливистый смех — той девчонки из другого мира — разносится по округе.
Семья. У нас семья. И этот темноволосый карапуз со звонким голосом — наш сын?..
Перед глазами все закружилось, враз стирая видение безмятежного иллюзорного будущего.
Застонала, приподнимая тяжелую, как чугун, голову. Отползла задом к ограждению беседки, откинулась на решетчатую стенку из тонких реек. В ушах затихал шум, словно волны при отливе медленно покидали берег, шурша галькой. Взгляд прояснялся. Сняла с шеи оберег.
— Выбор, говоришь? — Усмехнулась зло. — Жестоко, не находите, мистер Таурон?
С ненавистью сжала в кулаке артефакт.
Аста, Аста, какое же чудовище ты создала! Монстра, что играет судьбами людей и ставит их перед выбором. Трудным. Мучительным. Сколько же можно испытывать своего владельца на прочность? Неужели я не заслужила твоего доверия, подлый кусок металла?!
Вернуться в прошлое или… Или спасти Рихарда. Третьего не дано. Такая вот непростая дилемма.
— Ты безнравственная дрянь! — С яростным шипением швырнула от себя таурон. Рывком поднялась и пошатнулась, слабость еще не покинула тело. — Ненавижу, гад! — Каблук с силой опустился на оберег. — Это нечестно! Ненавижу! Ненавижу!..
Каждое слово сопровождалось жесткой экзекуцией магической вещицы. Как же удачно я выскочила на улицу в туфлях на маленьком толстом каблучке! И сейчас он остервенело втаптывал, вбивал, вколачивал артефакт в мокрый от дождя деревянный пол садовой беседки.
Выдохлась и поникла, склонившись вялым мокрым чучелом над невозмутимо поблескивающим кругляшом на кожаном шнурке. Казалось, ни царапинки, ни выбоинки, ни скола на нем! Удивительная живучесть ведьмовского изобретения!
Подумалось отстраненно: за такое отношение к вещи можно ведь её благосклонности лишиться! И тогда…
— Господи, что же я делаю? — выдохнула пораженно и подняла оберег, когда мысль наконец дошла до меня. — Извини меня, родненький. Прости дуру психованную, не держи зла… — Я, наверное, окончательно свихнулась, потому что шептала слова прощения, гладила, баюкала оберег, и меня ничуть не трогало, что выглядело это более чем странно. И тут случилось такое, от чего просто обмерла от ужаса. — Ой, мамочки!..
Артефакт в моих руках взял и развалился на части!
Точнее сказать, расслоился. Словно когда-то склеенные монетки отвалились друг от друга, и теперь две детальки таурона висели на одном шнурке.
Рядом захлопали крылья. Бейл Орест влетел в беседку, вынырнув из-за стены дождя, и опустился напротив. Мокрый, хоть отжимай! Вперевалочку проковылял ближе. Заурчал гортанно, склонив голову набок, рассматривая результат нервного срыва «пр-ришлой» в её ладонях.
— Перри, это как это? Я же… а он… взял и… — Сглотнула вязкую слюну и выдавила хрипло: — Что же теперь будет?
— Швар-ртуйся, пр-риплыли.
Глава 13
— Есть сражения, которые ни в коем случае нельзя проигрывать, хотя проиграть было бы так легко, так сладко…
Макс Фрай
Трудно описать словами мое состояние, стоило только войти в дом и встретиться лицом к лицу с ведьмой. Я себя еще никогда не чувствовала так неудобно. А уж смотреть в глаза Гектору Карре было и вовсе невыносимо. Они все собрались в холле — и хозяева, и гости, кроме разве что слабонервной дамы Фионы, тетушки Розины, и близнецов. Волнение и укор во взглядах — переживали. Возможно, кто-то даже видел меня в беседке не в качестве человека здравомыслящего.
— Голуба, — жалостливо выдохнула баронесса, — что же ты с собой делаешь?
Её теплые руки обняли, привлекая к себе.
Мой мокрый дрожащий вид не оставил равнодушным даже сдержанного в эмоциях господина Бикерстаффа.
— Юной бессе неплохо бы чего-нибудь… кхм… горячительного внутрь принять.
— Р-рому ей в глотку! — поддакнул жако, слетев с моего плеча.
— Неплохая идея, — хмуро согласился хозяин поместья. — Лео, принеси ликер.
Леонард, словно находясь в сильном обалдении от моего жалкого вида, заторможено кивнул.
— Ликер? Да-да, конечно. А где он? — Он состряпал страдальческую физиономию и вопросительно уставился на отца.
— Тьфу ты, Всемогущий, налакался зелья, — нервно отмахнулся милорд от сына и его вопроса. — Я сам!
И печатая шаг удалился в сторону кабинета.
— Тельма, я совершила непоправимую вещь, — прошептала, боясь признания и отстукивая зубами дробь. Знахарка потянула к лестнице, увлекая за собой в выделенные мне покои.
— Потом расскажешь, — оборвала решительно рвущееся из «племянницы» раскаяние.
— Ох ты ж! — выскочивший из коридора хозяйского крыла лекарь испуганно и драматически всплеснул руками, увидев меня. — В горячую ванну её! Немедленно! Я за микстурой! — выкрикнул и помчался куда-то вниз по ступеням.
— Беги, беги, демон длинноногий, — проворчала беззлобно старушенция, — пока тебя ждали, искали, дитятко, всех умудрился залечить чуть не до смерти.
— Ка… как? — «отстучала», клацая челюстью.
— Каплями своими успокаивающими в лошадиных дозах. Виконт наш аж осоловел, сердечный.
Зажатый в ладони таурон — то, что от него осталось — едва-едва отдавал теплом, слабо пульсируя и покалывая кожу. Было страшно разжать пальцы, будто это простое движение окажется фатальным для оберега.
Сидела в ванне, прислушиваясь к невнятным звукам, доносящимся словно извне и проникающим в голову шуршащим говорком. Недовольство, вздох, фырканье, смешок…
— Чьи это голоса? — спросила у женщины, что аккуратно обливала мои плечи теплой водой из ковшика.
И вдруг все стихло.
— Нет никого здесь кроме нас, дорогая, тебе кажется. Это все переутомление. Успокойся…
— Странно, — не спешила соглашаться с ведьмой, — но я слышала!
Судорожный вздох названной тетушки смешался с новым всплеском, и руку с зажатым кулачком окатило теплым, почти горячим потоком из черпака. Наверное, в моей ситуации лучше молчать о всяких неясностях. Накачают каким-нибудь аминазином производства душки-Гантора и пропишут постельный режим! Строгий. С ремнями, фиксирующими конечности…
— Расслабь руку, милая.
— Не могу.
— Что у тебя там? Ну же, покажи мне! — Меня настойчиво взяли за запястье и потихоньку, один за другим начали разгибать будто судорогой сведенные пальцы.
