После получасовых раздумий Кира пришла к выводу, что бóльшая часть вины за то, что сексуальное желание открыто выражать нельзя, лежит на женщинах. И решила провести эксперимент. В конце концов, Кира ничем не рисковала – рано утром она навсегда исчезнет из его жизни в утробе самолета, который увезет ее в Москву. Во-вторых, и это было самым честным аргументом из всех, ей лень было одеваться. Она очень устала. Да к тому же на часах натикало уже без десяти восемь.
Кира встала и подошла к зеркалу. Она была из тех редких женщин, что любуются своим обнаженным телом. Она видела свои недостатки, но они казались ей такой мелочью на фоне общей грациозности. После недели на море ее плотное, утонченное тело выглядело особенно аппетитным в вечерних сумерках. Светлые следы от купальника делали акцент там, где это было необходимо.
Кира взъерошила волосы и немного подвела глаза. Взялась за помаду, но решила, что она не к месту. На сегодня такого образа было достаточно. Кровь пульсировала в висках, на секунду ей стало страшно, но в дверь уже тихо постучали. Она взяла простыню, художественно обернула ее вокруг себя, придерживая на груди, и пошла открывать дверь.
Леонардо, в отличие от нее, постарался соблюсти все пункты протокола: белоснежная рубашка с закатанными рукавами и расстегнутыми верхними пуговицами, парфюм, очки-авиаторы. Сплошные шаблоны. Увидев Киру, он смутился и поэтому как-то неуклюже и быстро ввалился в номер, чуть ли не прокричав: «Ciao, come stai?»
15 Киру развеселил произведенный эффект, и она моментально расслабилась. По его смущению она поняла, что он полностью в ее власти.
– Извини, я не успела одеться, – степенно, но с искоркой в глазах произнесла она. – Если честно, я так устала! Может, не пойдем в ресторан, а выпьем здесь? Хочешь виски?
– О'кей, ноу проблем!
А что ему оставалось? Кира жестом пригласила его на террасу. Они сели друг напротив друга и молча улыбались. Кажется, он принял ее правила игры. Потом завязался разговор. Много-много слов о путешествиях и Италии. Кира больше слушала. Во-первых, она тогда еще не очень хорошо изъяснялась на итальянском языке. Во-вторых, жадно изучала его. Виски уже разливалось по телу страстной волной, и Кира стала слишком напористой. Из ее глаз сочилось желание, Леонардо не мог его не считывать. Взрослый мужчина, а он был на тринадцать лет старше, путался в словах и отводил взгляд. Когда Кире надоела эта игра, она перебила его:
– Тебе не кажется, что люди произносят слишком много слов, хотя достаточно было бы всего трех?
Он улыбнулся исподлобья, но ничего не ответил. Тогда Кира поняла, что может упустить момент.
– Зайдем все же внутрь, здесь жарковато. Я включу кондиционер.
До самого конца она не знала, чем все закончится. Это была сплошная чувственная импровизация.
Он послушно последовал за ней. Войдя в комнату, Кира просто, как будто случайно, отпустила концы простыни… Уже сидя на кровати и заваливаясь на спину под давлением ее рук, Лео, смеясь, произнес: «Ma Che’ stai facendo?!»
16…
Через несколько дней, когда Кира уже была в Москве, он написал. Она ответила, и с тех пор это превратилось в любовную, но необременительную связь.
Леонардо знал, что у Киры есть парень, и наверняка догадывался, что она никогда не отдаст предпочтение простому итальянцу. Он жил в маленьком городке под Турином и работал водителем автобуса. Кире было все равно. Для нее он был противоядием против любых неразрешимых проблем. Она сбегала к нему на несколько дней под видом командировки. Это происходило достаточно редко, но именно там, в маленьком Асти, в квартирке размером с ее московский коридор, она воплощала все свои мечты. Она не была собой, она была той, какой всегда хотела быть, но никогда не решалась.
Для Леонардо Кира стала самым волнительным опытом «всей его жизни». Вместе они часто вспоминали день и ночь их знакомства, и он признавал, что никто ничего подобного с ним не проделывал. Он подсел на нее, как на тяжелый наркотик, с каждым разом ему требовалось все большая доза ее смелости. Вообще-то, он был закоренелым холостяком. В сорок лет ему не хотелось ни детей, ни семьи. Но с Кирой он хотел бы попробовать, он готов был впустить ее в свой дом и в свою жизнь окончательно. Но в то же время знал, что Кире это не нужно. Поэтому не настаивал, просто каждый раз был рад ее возвращению, и в целом оба были довольны сложившимся ансамблем.
Кира относилась к Леонардо не как к любовнику, а потому чему-то запретному. Скорее, он был для нее партнером по удовольствию, другом с божественным телом. Она не скучала по нему, но тоже всегда была рада видеть. Чувства не проникли в нее глубже. Несмотря на то что она часто бравировала перед подругами покоренными сердцами и даже несмотря на то что любила мужчин и считала их более совершенно устроенными созданиями, место рядом с ней предназначалось только для одного.
…Их маленький «фиат» катил по трассе Милан—Турин. Было солнечно. Уже только этого, казалось, достаточно, чтобы забыть обо всем. Его ладонь лежала у Киры на колене. Она откинула голову на спинку сиденья, сняла солнечные очки, закрыла глаза. Лучи солнца застелили все вокруг золотым светом. Солнцу было все равно, зима это или летний пляж. Кира была счастлива.
– Дай угадаю, купил ты мне рикотту или нет.
– Угадай. Но я сразу сознаюсь, чай, который ты пьешь, я выбросил. Он уже стоит черт знает сколько, и в нем завелись какие-то жучки.
– О боже! Ты так и не нашел, кому споить этот чай?
– Я не искал.
В ответ она просто поцеловала его в щеку. Леонардо взял отгул на два дня, плюс у них были в запасе два выходных. Утром они занимались любовью, потом Кира уплетала большой контейнер рикотты с медом и черникой, а Лео, как и все итальянцы, пил дома только кофе. В Асти многие уже знали, что иногда в гости к одному из его жителей наведывается русская девушка. Соседи с приукрашиваниями разносили сплетни.
Не встретить во время прогулки кого-нибудь из знакомых Леонардо было невозможно. Итальянки смотрели на нее с интересом, смешанным с возмущением, ни одной хорошей ноты в их гамме чувств не было. Но Киру это даже забавляло. Чужая неприязнь вызывала в ней единственное желание – провоцировать ее еще больше. Она нарочито нежно обнимала Лео и с упоением целовала. Он не скрывал их связи с самого начала. Воспринимал жизнь очень объективно – без прикрас и без нытья. Быт маленького городка и профессия ограничивали его лишь физически. Его внутренний мир был при этом удивительно широк: он много читал, учил языки, по возможности путешествовал. Поэтому допускал любой вид отношений, любой исход событий, был толерантен и игнорировал чужие осуждения. Кроме того, Леонардо знал, что все его друзья-мужчины ему завидовали. Завидовали по-мужски, по-доброму. Ему это льстило.
Но, как ни странно, именно этот мир, такой притягательный в итальянской пасторали у подножия великих Альп и в четырех часах езды от Сан-Ремо, не позволил Кире влюбиться в своего жгучего водителя окончательно. Она прекрасно понимала, что не смогла бы здесь прожить долго и скоро сбежала бы от него, никогда больше не оглянувшись назад. Ее удручало их социальное неравенство, но каждый раз она себе говорила, что это ненадолго и не всерьез. Она была отравлена большим суматошным городом и мельканием лиц. Слово «покой» приводило ее в ужас. По сути, она была самой нестабильной системой, какую только знала, в ней странным образом уживались интроверт, любящий одиночество, и жаждущий общения холерик, питающийся энергией от шума мегаполиса.
