— Полагаю, вы слишком скромны и недооцениваете себя.
— Если вы оградите меня от ваших коварных вопросов, Петр Александрович, — Софья Павловна позволила себе быть игривой, но не переходя грань приличий, — то я как-нибудь обязательно исполню для вас интермеццо си минор Шумана, — сказала она так, будто речь шла как минимум о горячем любовном свидании.
— Покорнейше благодарю за столь заманчивое и неожиданное предложение, — подыграл ей в тон старый Кантор, и его глаза неожиданно загорелись молодым блеском, — но, боюсь, уже тому много лет, как я перестал интересоваться Шуманом, несмотря на то что в былые времена этот немец как-то особенно меня вдохновлял.
— Как обидно, как обидно! — Соня попыталась, как умела, изобразить сожаление. — Ну что ж поделать, так и быть, придётся поработать сорокой, вопрошайте.
— Благодарю ещё раз, — галантно поклонился старик. — Софья Павловна, между покойной Соловьёвой Миленой и Вадимом Лебешинским в последнее время были какие-то размолвки, несогласия? Вы ничего не слышали? Возможно, они публично ссорились?
— Ах, вы об этом? Может быть, всё-таки сыграть для вас что- нибудь, к примеру ноктюрн Грига или сонату Гайдна? — нарочито глупо оттягивала время Соня.
— В другой раз, Софья Павловна, в другой раз.
— Ах, Пётр Александрович, не понимаю, к чему весь этот дворцовый этикет, в самом деле? Если вы спрашиваете об этом, стало быть, уже всё прекрасно знаете и без меня. Народ у нас, знаете ли, не самый застенчивый на свете, в пору кляп в рот вставлять. Поэтому не вижу в своих ответах очень большого смысла.
— Софья Павловна, не откажите в любезности старику, я несколько привередлив, зануден, что поделать, но в моём возрасте это простительно. И всё-таки, что между ними произошло? — почти умоляюще клянчил старик.
— Ну, если вы так настаиваете! — против своего обыкновения Соня опустилась почти до шёпота, вместо звонкого, уверенного голоса. — Надеюсь, вам, Пётр Александрович, доводилось прежде слышать имя Зои Фёдоровны Лебешинской?
— Да… то есть, ну… По правде сказать…
— Не утруждайте свою память, прошу вас. Я вам напомню. Зоя Фёдоровна Лебешинская — великая русская балерина, о таланте которой… в общем не принято спорить. Дружила с самой «Мадам семнадцать».
— С кем, простите, дружила?
— Так звали Матильду Кшесинскую. Видите ли, Матильда Феликсовна питала некоторую слабость к рулетке, ну и коротала себе вечера в Монте-Карло, потихоньку просаживая там царскую казну, а ставки делала всегда на одно и то же число. За это её и нарекли соответственно. Так вот, Зоя Фёдоровна Лебешинская в своё время была не менее блистательна, сотрудничала со многими труппами мира… Характер, надо сказать, тоже имела на редкость стервозный. Профессиональный имела характер. Она долго прожила в Европе, просто-напросто взяв да и позволив себе однажды не вернуться с гастролей. Но спустя много лет постарела, стала выглядеть удручающе, расчувствовалась, рассинтементальничалась и всё-таки возвратилась на покинутую Родину. Вокруг неё тяжёлых сплетен и домыслов всегда было не меньше, чем самых ярых влюблённых поклонников с их преданным обожанием. А женщиной Зоя Фёдоровна оказалась совсем не бедной, но, к сожалению, бездетной, а благотворительностью, как и положено настоящей балерине, увы, не увлекалась. Догадались, к чему я клоню? Своими детьми Зоя Лебешинская не обзавелась, зато её ближайшие родственники в этом очень даже преуспели, подарив великой русской балерине хоть и косвенных, но всё же настоящих наследников, что было как нельзя кстати, или, наоборот, совершенно некстати. Ну а теперь самое интересное, — Соня прервалась на многозначительную театральную паузу. — Под конец жизни Зоя Фёдоровна сделала некоторые имущественные распоряжения в пользу двух своих двоюродных внуков, а точнее, внука и внучки. Фамилии назвать или в этом нет необходимости, а, Пётр Александрович?
Взгляд у Кантора под нахмуренными бровями был до того недоумевающий, что Софья Павловна не рискнула его томить понапрасну и быстро продолжила:
— Вадим Лебешинский и Милена Соловьёва — троюродные или какие-то там дальние брат и сестра. Они унаследовали громадное состояние своей дальней родственницы Зои Фёдоровны Лебешинской.
— Неужели?
— Только прошу вас, не говорите, что вы это впервые слышите.
— Клянусь вам, впервые!
— Вы легко это можете проверить, Пётр Александрович.
Эта новость неожиданным образом пронзила старика, и теперь настала его очередь побледнеть. Он внезапно почувствовал, как нечто пробежалось галопом по его спине и упало куда-то в тесные ботинки, отчего они стали ещё теснее и неудобнее. Ему даже пришлось опереться рукой о лакированную крышку рояля с разложенными на ней листами партитур.
— Вы позволите присесть, Софья Павловна? — тихо проговорил старик.
— О, разумеется, прошу вас, располагайтесь, — Соня указала на стул, стоящий по соседству с её чёрным бокастым «стейнвеем».
— Вадим Петрович и Милена всерьёз недолюбливали друг друга и всячески старались скрыть своё родство, пусть и дальнее, — вновь заговорила Соня с интересом охотничьей собаки, почуявшей, что в кустах кто-то притаился, причём неважно кто. У неё даже порозовело лицо в цвет терракотового костюма и азартно заблестели глаза.
— Справедливости ради могу добавить, что об этом почти никто и не знал, да они и сами, кажется, давным-давно об этом позабыли, если бы бабка Зоя со своим завещанием им не напомнила. Видите ли, никто не знает, каким образом этой женщине, не будучи замужем, удалось скопить столько денег.
— Простите мою бестактность, Софья Павловна, но о какой всё- таки цифре идёт речь, как вы полагаете?
— Понятия не имею, — как маленькая девочка, передёрнула плечами Соня. — Положим, серьги, по очень приблизительным оценкам, стоимостью в два миллиона долларов, или чуть больше, ей в своё время подарила сама Кшесинская, но, помимо этого, имеется солидный счёт в Швейцарском банке и не очень скромный домик в пригороде Парижа. Это же целая куча денег. Совсем неплохо для одинокой старушки. Не правда ли?
— Софья Павловна, а из-за чего они недолюбливали друг друга, как вы полагаете?
— Два лидера, — тут она иронично ухмыльнулась, — два лидера, занимающие доминирующее положение. Милена была точной копией своей прабабки Зои Лебешинской, да и Вадим Петрович слеплен из того же теста. И дед, и отец его были дирижёрами в академических театрах, — дирижёрами, заметьте, с большой буквы, умеющими извлечь из оркестра любые краски. Вадим вырос в театре, он сросся с ним, как и Милена, как и все их предшествующие поколения. Открытой агрессии в отношении друг друга они, конечно же, не проявляли, но…
— Стоп, я ничего не понял, в данном случае речь ведь не идёт о доминировании-подчинении, иерархических отношениях и прочих родственно-рабочих глупостях. Деньги, Софья Павловна, это ведь совсем иная, совсем иная субстанция, не так ли? Двое внуков унаследовали огромное состояние поровну. Ну и очень хорошо, и прекрасно, ну и замечательно. Из-за чего же им здесь-то конфликтовать?
